Жезл маршала. Василевский

Золототрубов Александр Михайлович

— Вашу тревогу разделяю, — быстро отозвался Верховный. — Мы кое-что срочно предпримем. Скажите, как наши войска встретили сообщение об атомной бомбардировке американцами городов Хиросимы и Нагасаки?

— Если честно, то без всякого восторга, — ответил Василевский. — В этих городах нет ни войск, ни военных объектов, так что бомбардировке подверглось мирное население. Я бы назвал это варварством со стороны наших союзников, и к разгрому Квантунской армии оно не имеет никакого отношения!

— Правильно мыслите, товарищ Васильев! — весело отозвался Сталин. —

Это атомный шантаж против Советского Союза: дескать, господа русские, будьте более сговорчивы, ибо у нас есть атомное оружие. Но у президента США Трумена из этого ничего не получится.

После разговора с Верховным на душе у Василевского отлегло. Он окликнул адъютанта:

— Павел, накрывай на стол, есть хочу как волк!

На другой день в советской печати было опубликовано разъяснение Генерального штаба Красной Армии, в котором указывалось, что действительной капитуляции вооружённых сил Японии нет, для этого «император должен отдать приказ своим вооружённым силам прекратить боевые действия и сложить оружие».

«Теперь генерал Ямада наверняка поймёт, что у него один выход — капитулировать!» — подумал Василевский. Он решил переговорить с командующими фронтами. Первым на его звонок откликнулся маршал Малиновский. Он был краток: войска «ведут упорные бои».

— Что же им ещё делать? — громче обычного спросил главком. — Ты давай мне конкретику, Родион Яковлевич!.. Конно-механизированная группа генерала Плиева, в которую входят и монгольские войска, выходит к Калгану и Ченде?.. Так, понял, дружище, это то, что надо!.. Нет, Родион Яковлевич, император сушит нам мозги. Ты правильно понял — наступать и наступать! Скорее вводи свои войска в районы Чанчунь и Мукден. Понял зачем? Тогда в Квантунскую армию с запада будет вбит гигантский клин наших войск!..

— Что и говорить, Малиновский — большой мастер по манёврам, — сказал генерал Иванов, когда главком умолк.

На связи — маршал Мерецков. Его войска, ломая сопротивление врага, продвигаются вперёд, а 35-я армия генерала Захватаева на рассвете вышла на железную дорогу Цзямусы—Тумынь в районе Боли. Теперь 4-я японская армия отрезана от своих главных сил!

— Я в курсе заявления Генштаба, товарищ Первый, — звучал в трубке голос Мерецкова. — Будем бить самураев, пока император не отдаст приказ капитулировать. Всё тут не так, как в боях с немцами. Их, бывало, накроешь артогнём, и они драпают. Залезут в окопы, как сурки в норы, и не выглядывают. А что делают самураи? Они обвязывают себя сумками с толом, ручными гранатами и бросаются под наши танки...

— Что-то вроде «живых мин»? — прервал его Василевский.

— Вот-вот, товарищ Первый, как есть «живые мины». В боях под станцией Мадаоши смертники подорвали до десятка наших танков. Честно скажу вам, опасные эти «живые мины»...

Василевский положил трубку на аппарат, и по его одухотворённому лицу генерал Иванов понял, что главком доволен тем, как идут боевые действия.

— Я тут на досуге кое-что подсчитал, и получилась любопытная цифра. — Начальник штаба хитро прищурил глаза.

— Что

ещё за ребус, Семён Павлович? — не понял Василевский.

Тот достал из кармана свои записи, полистал их.

— Вот, нашёл! За тридцать четыре месяца пребывания в должности начальника Генштаба вы, Александр Михайлович, двадцать два месяца провели в войсках разных фронтов! Что, не верите? Тогда посчитайте сами. Я уже не говорю о том, что вы приняли непосредственное участие в Московской, Сталинградской и Курской битвах. И всюду — успех! Не кому-либо, а вам Ставка поручила командование войсками Дальнего Востока. Значит, ваш талант чего-то стоит...

Прав был генерал Иванов, но Василевский и слова не проронил. Для него работа на фронтах была штукой нелёгкой, но он никогда не чувствовал душевного гнёта, порой лишь остро и тягостно задумывался над тем, как перехитрить коварного врага, как навязать ему свою волю и взять над ним верх. Кажется, это у него получалось.

— Мне ещё не всё удалось сделать, — сказал он с грустинкой в голосе. — И ты, Семён Павлович, не обольщай меня. Вот разобьём Квантунскую армию, тогда можешь пожать мне руку. Ну, а твои цифры я, разумеется, запишу, авось пригодятся. — Он посмотрел на часы. — Что-то молчит Максим Алексеевич, а время связи с ним подошло.

— Странно, однако, — забеспокоился и начальник штаба. — За генералом Пуркаевым такого греха не замечалось.

Только он произнёс это, как генерал Пуркаев вышел на связь. «Голос весёлый, значит, у него всё в порядке», — подумал главком. Так оно и есть: шесть группировок войск надёжно прикрывают железную дорогу в Забайкалье от устья реки Шилки до устья Зеи; 2-я Краснознаменная армия генерала Терехина с Буреинского плато через Малый Хинган с боями продвигается в направлении Цицикара; 15-я армия генерала Мамонова на подступах к Харбину, хотя и встречает ожесточённое сопротивление врага...

— А что у генерала Черемисова? — прервал Пуркаева Василевский.

— Его 16-я армия наносит удар из Северного Сахалина по Южному и вот-вот завершит операцию, — пояснил Пуркаев. — Кто меня радует, так это авиация! Десятая воздушная армия генерала Жигарёва крепко поддерживает войска. От души пожал бы Павлу Фёдоровичу руку. Молодец! Опытнейший вояка! Что же касается приказа императора, товарищ Первый, то он меня ничуть не волнует.

— Как с потерями, Максим Алексеевич, они у тебя большие?

— Да нет, — глухо отозвался Пуркаев. — Раненых больше, чем убитых.

Дали связь с адмиралом Юмашевым. Переговорив с ним, Василевский подошёл к столу, склонился над картой.

— Я понял адмирала так: моряки и бойцы 25-й армии вышли на коммуникации японской 3-й армии, — сказал Александр Михайлович. — Если это так, то они отсекли войска 17-го японского фронта от 1-го фронта на побережье Японского моря?

— Вы не ошиблись! — улыбнулся начальник штаба Иванов. — Это большой успех моряков и армейцев 25-й армии. А с захватом Сейсинской военно-морской базы полностью нарушилась оборона японской армии на Приморском направлении!..