Жил человек
Шрифт:
– А мне все равно. Лишь бы тикали!
Здесь, у реки, трава вдоль тропинки была мокрой, холодила ноги, носки туфель у Люды сразу потемнели.
– Смотри, роса!
– удивилась она.
Михаил смешно посопел, смущенно сказал:
– И ты у меня тоже - как росинка!
Люда тихонько, от удовольствия рассмеялась, благодарно погладила парня по плечу; Михаил искоса поглядел на нее - уж не обиделась ли, чего смеется?
– встретился с ее лучистым взглядом, успокоился, заодно отметив: чем больше светлело небо, тем синее становились у Люды глаза.
Странно было идти по совершенно пустым улицам:
пока они, все прибавляя да прибавляя шаг, миновали центр, навстречу попалось всего
Благополучно миновали лаз в заборе - доски за ними сошлись так, словно их и не раздвигали; крадучись, прошли под старыми липами к основному корпусу и отпрянули за угол: по двору, постукивая деревянной культей, к воротам, к своей будашке ковылял сторож дядя Вася.
– Чудно!
– засмеявшись, шепнула Люда.
– Сергей Николаича не боимся, а дядю Васю боимся.
– Так надо, - объяснил Михаил.
– Сергей Николаич один и знает.
– Говорю: чуд...
Люда не успела досказать: Михаил поцеловал ее, - ойкнув, она прильнула к нему, и тут же оторвавшись, шлепнула его по руке.
– Да ну тебя!..
Входная дверь была не заперта. Тихонечко, постукивая по губам пальцами, - поддразнивая друг друга, - поднялись по лестнице; Люда юркнула влево, к своей комнате, Михаил поднялся выше, на свой этаж, и удивленно остановился. В коридоре было уже светло, и только в комнате дежурного горело электричество, роняя в дверной проем косой желтый клин. Шаг у Михаила стал совсем бесшумным.
Согнувшись, за письменным столом, положив на скрещенные руки большую седоватую голову, Сергей Николаевич спал, на полу у стула лежал упавший с плеч пиджак. Прямо над ним, выделяясь на голубом квадрате окна, нелепо горела голая, без козырька лампочка.
Почти не дыша, Михаил поднял с полу серый в рубчик пиджак, осторожно набросил, опустил его на плечи директора. На затылке у Сергея Николаевича блестела небольшая, с донышко стакана, пролысина, - непонятно от чего, у Михаила перехватило вдруг горло, непонятно откуда пришла, мелькнула мысль: как батя... На глаза попалась лежащая тут же на столе шариковая ручка, по белой кромке газеты, которой был застелен стол, крупно написал: "Все в порядке. Миша".
И, уже выходя, с силой, всей ладонью - чтобы не щелкнуть - придавил черный пластмассовый треугольничек выключателя.
11
Сушь как стояла, так и стоит.
Конец июня, а на полях убирают горох, пробуют валить на взгорках огнистый низкорослый ячмень - на месяц раньше. По-прежнему высоко знойное слюдяное небо, по-прежнему нещадно солнце: едва дождешься, пока оно наконец скроется за горизонтом, не успеешь, кажется, отдышаться за короткую ночь - на искусственных сквозняках, открыв все окна и двери, как оно, глядишь, опять уже выскочило на востоке, будто и не вкалывало восемнадцать часов подряд! В таком же положении все соседние, центральные области, а на Урале и в Сибири - по сводкам - все льет и льет. Нет, что бы там ни говорили, - наш цивилизованный век, со всеми доступными ему средствами цивилизации, какой-то баланс, равновесие в природе - нарушил. Во всяком случае, сотруднице гидрометеослужбы, выступающей еженедельно по центральному телевидению, объяснять все эти климатические аномалии становится, по-моему, все труднее: циклон - антициклон, и ничего обнадеживающего. Днями был на селе у знакомого старого бригадира-полевода, - выслушав такой очередной прогноз-объяснение, он обругал ни в чем не повинную симпатичную телекомментаторшу так, словно
Еду в Загорово - пользуясь пчеловодческим термином - за очередным взятком. Метода у меня с пчелой одинакова, отличие же одно: она, пчела, свое сработает безошибочно, мед даст; что же образуется в моих сотахстраницах - пока неведомо... И снова убеждаюсь, как трудно что-либо планировать заранее, исходя только из своих намерений. План четкий: побывать у секретаря райкома партии Голованова - давно к нему не заходил, пеудобно; встретиться с Леонидом Ивановичем Козиным и директором торга Розой Яковлевной. И - все на этот раз, никаких вариаций!
А что получается? Голованов - на двухдневном семинаре в области, это, пожалуй, понятно, чем хуже дела и тем, обычно, больше всяких совещаний. Директор торга Роза Яковлевна отбыла в отпуск. Леонида Ивановича нет ни в , школе, ни дома - каникулы, просто элементарно ушел куда-то. И начинаю с того, что ни в каких планах не значилось - отправляюсь к Софье Маркеловне.
В детдоме узнал, что она долго и тяжело болела, надо навестить старушку, хотя обещал себе впредь ее не беспокоить.
Во дворе маркеловского особняка босоногая девчушка в синей короткой юбке и в сиреневой майке-безрукавке вешает на веревку тряпку, торопливо отворачивается - прячет обтянутые трикотажем трогательно обозначившиеся холмики. Дверь в боковушку Софьи Маркеловны широко открыта, на цементированном, с выбоинами крыльце стоят две пары вишневых, на низком каблуке туфель с поперечными ремешками.
Уже с порога чувствуется прохлада влажных полов, комната залита прозрачными золотистыми сумерками - от сдвинутых на окне и принявших на себя полуденное солнце штор. При моем появлении две такие же голенастые пигалки - как и третья, во дворе, - в таких же коротких синих юбках и в белых, заправленных под них кофточках, поспешно всовывают босые ноги в вишневые туфли, звонко прощаются:
– Мы пошли, теть Сонь.
– Завтра опять придем.
– Ленка тряпку повесила, теть Сонь!
– Спасибо, милые. Спасибо, мои хорошие. Приходите, - благодарит, напутствует их Софья Маркеловна и с видимым удовольствием всплескивает руками.
– Ба! Вот уж не чаяла!
Она лежит, вернее - сидит на тахте, опершись спиной на целую гору белоснежных подушек, в легком халате с атласными отворотами, вся какая-то прибранная, благостная. Подчиняясь ее оживленным командам, придвигаю стул, усаживаюсь рядом: вблизи видно, как болезнь перевернула ее: полное одутловатое лицо осунулось, маленькие губы словно посыпаны пеплом, под глазами темнеют глубокие, как провалы, круги, и только сами глаза, ставшие вроде еще больше, все так же прелестны, полны ума и живости. Да еще все так же горделиво, старинным чеканным серебром светятся, переливаются пышные, аккуратно расчесанные волосы - массивный черепаховый гребень под рукой, на тумбочке; что ж, настоящая женщина - всегда женщина!
– Какой там, голубчик, прихворнула!
– отвечая на мой вопрос, восклицает она.
– Богу душу собиралась отдавать. Можете представить - двусторонняя пневмония.
В мои-то годы!
– Да где ж вы подхватили?
– То-то и штука - дома! Жарища, я и приспособилась: окно настежь, дверь настежь. Ну, и протянуло насквозь комод старый. Сознание теряла. В мыслях я уж и простилась со всеми. В больницу хотели свезти - не далась. Нет уж, мол, - тут родилась, тут и преставлюсь.
А они взяли да вылечили! Уколов в меня этих вогнали - второй раз помирать собиралась! От уколов уже. Сестра из больницы дежурила. Шурочка три ночи ночевала. Так и отбили!