Жила-была девочка, и звали ее Алёшка
Шрифт:
Угрызения совести от того, что моему неожиданному переводу вновь поспособствовало давление вездесущего и могущественного учителя быстро затихли под влиянием главной новости — отныне я не просто салага-стажер, а начинающий журналист! А значит, тормозить, как говорил мой новоявленный шеф, было действительно некогда. Меня ждали важные дела и задания, которые я просто обязана была выполнять на отлично, чтобы избавиться от неприятной репутации протеже.
Вадим, не преминувший отпустить пару язвительных шуточек по поводу моего громогласного негодования из-за его вмешательства, тем не менее,
— Ану цыц, птичка! Отчитывать она меня будет! Нормальному человеку, и помочь не грех, ясно? Хватит, я достаточно погонял тебя на втором курсе и теперь уверен — ты крепкий орешек, не подведешь! Нравится-не нравится тебе мое заступничество — мне, знаешь ли, начхать. Хочу и буду толкать тебя вперед, и самое последнее, что я собираюсь делать — спрашивать на это твоего великодушного разрешения!
И он добродушно, но чувствительно щелкал меня по носу, от чего я, посмеиваясь морщилсь и пыталась показать свое притворное возмущение. На самом же деле у меня не было никакого желания возмущаться или негодовать. Мне слишком нравилось то, что происходит вокруг.
Как в недавние дни отчаяния, я снова начала просыпаться по ночам с мыслью — а реально ли то, что творится? Не приснилось, не показалось ли? Только больше года назад я не могла найти себе места от безысходности, теперь же меня будило и не давало покоя совсем другое — счастье. А еще — осознание полноты жизни, понимание того, что наконец-то все так, как надо, все правильно, будто бы то, для чего я родилась, происходит сейчас, в эти самые минуты. И самой главное причиной этого будоражащего счастья, был, конечно же, прорыв в работе над романом.
Все произошло неожиданно и в то же время просто, будто само по себе. К решению проблемы, из-за которой я застопорилась несколько месяцев назад, в самом конце зимы, меня вдруг подтолкнули коллеги и неожиданно сам Ярослав, своими словами из прошлого.
К началу эпохи двухтысячных интернет-мания, та самая виртуальность, о которой Яр твердил мне, начала все сильнее и ощутимее вторгаться в нашу жизнь. Всемирная сеть из недавней привилегии прогрессивных интеллектуалов быстро и незаметно превратилась в обыденно-рабочее, привычное явление. Своя собственная линия, как дома у Яра, по-прежнему была далеко не у каждого, но профессиональной жизни без подключения к глобальной паутине мы уже не мыслили.
Те самые вопросы, на которые раньше приходилось тратить немало времени — поиск нужной информации, телефонов, источников, свежей ленты событий, сейчас решались быстро и реактивно. Каждый журналист в нашей редакции был подписан на собственную рассылку, поэтому вечный страх упустить или прошляпить что-то важное уступил место приятной уверенности в контроле над происходящим. Мы постепенно открывали для себя новый мир, удивляясь доступности и простоте поиска нужных сведений, редких книг, справочной информации. А еще в интернете мы не только работали, но и активно общались. Самым модным увлечением стало ведение блогов — виртуальных дневников, которые были доступны любому человеку из любой точки земного шара.
К лету после окончания третьего курса у меня уже было собственное рабочее место, которое я могла занимать несколько
Именно тогда мне в голову пришла идея подать историю Яра в виде интернет дневника, новомодного блога — это было вполне в его стиле.
— Ты был прав. Ты даже не представляешь, как ты был прав, — все повторяла я, вспоминая слова Ярослава: «Попомнишь мое слово, Лекс, очень скоро мы все будем жить здесь, в сети. Абсолютно все. И мы с тобой тоже! Только представь, как будет здорово — мы сможем разыскать и достать кого угодно, достучаться до любого, даже самого важного человека! Вот захочешь — и початишься, например, с Далай Ламой! Только если у него в Тибете связь будет хорошая, конечно!»
Теперь я собиралась, как и предсказывал Яр, поселить его в виртуальном мире навсегда. Создать ему собственный дневник, в котором отразилась бы его жизнь в виде отдельных записей, и эта новая форма романа освобождала меня от ненужных детализаций и описаний, от выпячивания той самой темы однополой любви, которая смотрелась нарочито скандально в первом варианте готовой наполовину рукописи.
Правда, решение одной проблемы повлекло за собой появление другой — я должна была переписать все то, над чем работала с прошлой осени. Впереди меня ждало два месяца лета, которые я могла посвятить только работе и роману. Закончить же его полностью я надеялась уже к концу года.
Я снова горела этой историей, теперь полностью понимая ее суть и форму. Кроме полной переработки текста, я собиралась перевернуть хронологию происходящего — рассказывать происходящее с конца, перетасовать ключевые события, подать историю в виде воспоминаний от лица уставшего, отчаявшегося человека — это давало мне возможность писать безжалостно и эмоционально, накаляя атмосферу с самых первых страниц, не тратя время на введение и постепенную раскачку сюжета. Я хотела сделать роман резким и острым, как нож, таким, который бы врезался в сердце читателя с первых строк, не отпускал и мучил до самого конца.
Все это в один из вечеров после окончания финальной сессии третьего курса я рассказала Вадиму, надеясь обрадовать его тем, что снова в писательском строю. Мало того — вот они первые несколько глав как живое доказательство того, что мои слова не пустые фантазии, и я настроена очень активно, если не сказать агрессивно, воевать до полной победы.
Я, конечно, ожидала, что учитель, все это время лепивший меня, словно Пигмаглион Галатею, обрадуется тому, что его «творение» пришло в хорошую форму и снова может его удивлять. Но реакция, которую я получила, превзошла все мои ожидания, хотя я привыкла думать, что знаю Вадима.