Жила-была девочка, и звали ее Алёшка
Шрифт:
Пока он, в процессе чтения нового черновика, быстро перебирал небольшую стопку листов, время от времени возвращаясь назад по тексту и бросая на меня внимательные взгляды, я была ни жива, ни мертва. Вадим и до этого одобрил первоначальный вариант рукописи, иногда указывая на мелкие огрехи, но сейчас я подала ему полностью новый текст, не предупредив об изменениях, надеясь преподнести сюрприз. А уж насколько он будет приятным или разочаровывающим, предстояло решить ему.
И поэтому, в ожидании вердикта, я сидела, застыв в оцепенении и чувствуя, как каждый мой нерв звенит от напряжения. От того, что сейчас скажет Вадим, зависела судьба истории Яра, быть ли ей написанной, или так и умереть не родившись, доказав
— Да чтоб я сдох, Алексия! Это оно! Слышишь меня — это оно! — донесся до меня голос Вадима, закончившего чтение, и по привычке хлопнувшего стопкой исписанной бумаги по столу. — Не скажу, что до этого была полная муть, мне даже нравилось. Но только нравилось — не больше. Я давал тебе время на раскачку, на первый неплохой роман, думая книге к третьей выжать из тебя настоящую зрелую работу. Но тут… Ты удивила меня, черт побери, серьезно удивила! Я уже давно хотел прочесть такой текст! Сложный, зрелый, злой, скандальный — да, скандальный, и прекрати дергаться! И ежу понятно, что вопросы, которые ты затрагиваешь, не имеют ничего общего с чинным обсуждением погоды. Народ забурлит, еще как забурлит, будет много кудахтанья и возмущений, кто-то тебя проклянет за ересь и аморалку, а кто-то назовет новым дарованием. Ты готова к этому? — пристально глядя прямо в лицо, он наклонился ко мне, положив тяжелую руку на плечо, и я почувствовала, как на несколько секунд стало трудно дышать от волнения. — И мне нравится эта твоя идея насчет блога. Начнешь выкладывать в интернет, как только допишешь все до конца, я даю добро. Только не срывайся с цепи и не вздумай сливать весь текст. Я понимаю, что вся эта затея сейчас кажется тебе привлекательной. Но, Алексия, я, как и раньше, хочу увидеть твою книгу на бумаге. Изданной. Пусть это будет роман в форме напечатанного дневника — не важно — виртуального или реального. Для разгона пойдут отрывки в блог, а потом — бери выше, моя маленькая птичка! Когда-то я пообещал, что сделаю из тебя настоящего писателя. И можешь быть уверена, я своих обещаний не забываю! Ну, так что, Алексия? — добавил он после небольшой паузы, — Тряхнем, наконец, этот вшивый бомонд? Тряхнем, я тебя спрашиваю? — повторил Вадим голосом, в котором вдруг отчетливо прорезались агрессивные нотки, и только человек, начисто лишенный инстинкта самосохранения смог бы ответить отрицательно на подобный вопрос.
Я только активно закивала, понимая одно — вся моя занятость до этого была лишь генеральной репетицией безумия, в которое скоро превратится мое существование. Вадим не просто одобрил новую задумку — он вцепился в нее зубами, намертво. И теперь у меня было только два выхода: дописать роман до конца, выдержав ту планку, которую я себе поставила, или тихо сойти с дистанции и умереть от позора за собственным столом.
Впрочем, в том, что Вадим не даст мне поблажки и просто добьет, чтоб не мучилась, если вдруг вздумаю сплоховать на финише, я уже не сомневалась.
Глава 2. Прорыв
Мои догадки вскоре оправдались. С тех пор как учитель учуял в воздухе предвестники рождения того самого, нужного ему романа, он ни на секунду не давал мне передышки. Поэтому моя жизнь снова стала похожа на безумный забег, который Вадим, словно безжалостный жокей, загоняющий лошадь до победы в финале, не мог позволить мне проиграть.
Во время летних каникул я все еще была полна воодушевления и здоровой злости. Сведя сон к привычным четырем-пяти часам «аварийого» режима, я делила все время только между двумя занятиями: написанием романа и работой в редакции. Мне очень нравился этот реактивный темп продвижения к цели — после долгой паузы текст летел быстро, уверено и,
Каждый день, просыпаясь утром, я перво-наперво бежала в кухню, чтобы быстро прожевать дежурный бутерброд, при этом критично изучая написанное накануне. Если очередная "дневниковая" запись-глава была закончена и не вызывала вопросов с моей стороны, я паковала ее в файл и бросала в сумку — часто между мероприятиями выпадало окно, так что я могла встретиться с Вадимом и подать ему на проверку результаты недавних ночных трудов. Спешно натянув одежду, я неслась на работу, где меня ждали международные обзоры или сумасшедшая беготня по пресс-конференциям (к тому времени я начала пробовать свои силы и в отделе городских новостей, быстро пресытившись штатной, но непыльной «зарубежкой»).
Когда пришла осень, после утренней смены мне приходилось бежать еще и в универ. Благо, на четвертом курсе мы занимались во вторую смену и я, как большинство сокурсников, могла совмещать работу с лекциями и семинарами. К концу дня, совершенно изможденная, я плелась домой, где меня чаще всего поджидал Вадим с готовым ужином и вердиктом по поводу прочитанного. Если свежий текст оказывался удачным и проходил его строгую критику, он пребывал в чудеснейшем настроении, много шутил, смеялся и наши вечера превращались в маленькие праздники, во время которых я действительно отдыхала, набиралась сил, мечтая лишь об одном — чтобы так было всегда.
Но если что-то по итогам свежих глав вызывало его недовольство, мне лучше было скрыться куда подальше и сразу бежать исправлять ошибки, даже не закончив ужин. Часто я так и делала, не желая испытывать судьбу — очень уж в грозовом настроении находился Вадим, азартное нетерпение которого нарастало с каждым днем.
Он не желал прощать мне ни малейшей оплошности или делать скидку на усталость, случайную невнимательность, очень важный и тяжелый четвертый курс или работу, которой становилось все больше и больше.
— Кто хочет найти время — всегда его найдет! — тоном, не терпящим возражений, заявлял он. — Не успела днем — бери часы за счет сна. Что смотришь? Я не из тех мамок-нянек, которые будут подтирать сопли и по-моему для тебя это не секрет. Писать можно не только дома вечером, а везде — в универе на переменах, в библиотеке, если окно между парами. Пока ждешь аккредитации на мероприятие. Пока главред вышел перекурить на планерке. Пока протираешь штаны с новыми дружками возле метро — я видел, как вы там с пивом да пирожками лясы точите!
— Да это и так редко бывает! — пораженная лишением права даже на нечастые посиделки с приятелями-корреспондентами, возмутилась я.
— А будет еще реже! — категоричность заявлений Вадима меня прямо-таки ошеломляла. — Научись расставлять приоритеты в своей жизни, Алексия. Реши четко, раз и навсегда, что для тебя важнее: болтовня с друзьями или законченная книга? Сядь, хорошенько подумай, и реши. И не говори мне о нехватке времени, иначе я сам составлю тебе расписание, но ты будешь не рада этому, поверь мне!
— Да как же я буду писать в универе — ведь печатная машинка дома! — пытаясь ухватиться за последние соломинки самооправдания, не сдавалась я. — Она ведь тяжелая, я не смогу ее носить с собой!
— По-моему, кто-то здесь обмажорился вкрай, — прервал меня Вадим, не желая выслушивать возражений. — Какая печатная машинка? Для того, чтобы писать, особых условий не надо. Было бы к чему прислониться, да клочок какой угодно бумаги — хоть салфетка из столовой и огрызок карандаша. Дома уже наберешь текст спокойно, с необходимыми правками. Если ты все время будешь привязана к ощущению комфорта, чтобы и креслице удобное, и музычка в тему — признайся, ведь именно так ты работаешь, — то очень быстро сдуешься, станешь заложницей своих привычек, Алексия.