Жила-была девочка, и звали ее Алёшка
Шрифт:
— Тебя все-таки пустили? — пытаясь не выдать голосом своей подавленности, спросила я, отмечая, как его недоуменный взгляд уперся в пепельницу и многочисленные окурки в ней.
— Я же сказал, пусть только попробуют не пустить, — никак не комментируя собственное открытие насчет моего нездорового образа жизни, повторил Марк, присаживаясь напротив и внимательно изучая мое лицо. — Прости, я не смог позвонить, как обещал, — добавил он после небольшой паузы. — У однокурсника, с которым мы сдавали экзамен, разрядилась трубка, а из незнакомых людей никто не захотел мне дать телефон. Наверное, боялись, что я убегу с ним.
Несмотря на то, что на душе по-прежнему скребли кошки, я не смогла сдержать улыбку:
— Видишь,
Но шутка вышла не очень искренней, и это только усилило настороженность Марка. Он явно ничего не понимал, и выражение его лица становилось все более непроницаемым.
— Что происходит, Алеша? — наконец, спросил он отрывисто. — Что с тобой? Меня не было всего два часа — что здесь случилось? Ты ничего не ела, успела выкурить почти пачку сигарет. И плакала, не пытайся скрыть этого.
— Ничего. Ничего страшного. Просто… один не очень приятный разговор, — попыталась успокоить его я, понимая, что врать ему бессмысленно, да я никогда и не делала этого. — Но все уже в порядке. Все хорошо.
Он накрыл мою руку своей, и мягким, но решительным движением вытащил из пальцев мобильный телефон.
— Кому ты звонила? — слегка изменившимся голосом уточнил Марк, быстро пробегая глазами список набранных номеров.
— Другу, — продолжила гнуть я свою почти правдивую линию. — Отменяла вечеринку. Я, между прочим, книгу сегодня выпустила. Так что у меня целый день вроде как праздник, с которого я сбежала к тебе.
— Да ну? Не может быть! — Марк даже присвистнул, на секунду забыв о своих подозрениях, и тут же спохватился. — Какой же я дурак. Вместо того, чтобы поздравить тебя, сижу здесь и говорю глупости. А ведь ты все-таки сделала это. Исполнила свою мечту.
Я несмело кивнула, понимая, что сама еще не успела свыкнуться с этой мыслью.
— Ведь ты верил в меня, правда? Или нет? В самом начале, когда я только начала писать, ты же поддерживал меня, помнишь? А потом у нас появилось столько проблем из-за этого.
Марк смотрел на меня, не отрываясь, и только тени потревоженных воспоминаний беспокойно скользили в глубине его темных глаз.
— Конечно, верил, Алеша. Только мне всегда хотелось, чтобы ты писала только… — он запнулся, пытаясь подобрать нужные слова, — только для меня. Чтобы были просто мы — ты, я и твои книги. Без всех этих слушателей, приятелей, конкурсов. Без друзей и вечеринок. Чтобы ты жила, ни о чем не беспокоясь и делала то, что любишь. А я бы позаботился обо всем остальном.
— Но ты же понимаешь, что, как и раньше, не сможешь запереть меня от всего мира? — мягко возразила я, хоть и не была удивлена этим признанием.
— Теперь — понимаю. Я уже говорил, что не собираюсь загонять тебя в жесткие рамки. Мы оба видим, к чему они привели. Но при первой же возможности я буду забирать тебя у всех. Так часто, как только смогу, — упрямо добавил он. — И ты должна знать это. Иногда мне кажется, что я так и не избавился от наивной уверенности, что ты можешь быть моей. И ничьей больше.
— Наивной уверенности? — не веря своим ушам, переспросила я. — Знаешь, Марк, наивность — это последнее качество, которое можно тебе приписать. Ты упрямый, категоричный, с тобой иногда нелегко. Но ты — это ты. И этим все сказано. Только ради тебя я пойду на все, — не совсем понимая, что за слова слетают у меня с губ, продолжила я. — Пойду за тобой куда угодно, дам себя выкрасть, спрятать, дам забрать мою привычную жизнь. Я тебя только об одном прошу — не перегибай палку. Сделай так, чтобы нам не пришлось потом об этом жалеть.
Он смотрел на меня очень внимательно, уверенный в своей правоте, снова накрыв руками мои ладони —
Марк чувствовал то же самое.
— Пойдем отсюда, — требовательно сказал он, поднимаясь. — Пойдем ко мне. Расскажешь о своей жизни и о своих успехах. Я действительно очень рад за тебя, Алеша. Только я не хочу, чтобы нам мешали. Не хочу никого больше видеть. Никого, кроме тебя.
И как когда-то, в день нашего знакомства, я просто встала и пошла за ним. Отмечая про себя, с какой нескрываемой радостью машет вслед наш друг-бармен, с какой сердечностью он кричит: «До свидания», я понимала — чем быстрее мы окажемся наедине, подальше от людей, тем лучше.
Выйдя на улицу, я с удивлением обнаружила, что солнце начало клониться к горизонту. Суматошный, полный потрясений день подходил к концу, уступая место свежему и тихому летнему вечеру. С удовольствием подставляя лицо легкому ветерку и мягким золотистым лучам, и ожидая, пока Марк закажет такси, я могла думать только об одном — наконец-то, приходит только наше с ним время. Время, когда не надо будет никуда спешить или решать проблемы, когда можно просто остаться вместе, чтобы снова узнать друг друга после долгой разлуки.
Глава 6. Дома
— Однако, однако! И это у тебя считается небольшой, но удобной квартирой? — воскликнула я с порога, не в силах сдержать удивления от того, насколько не совпало с реальностью мое представление о временном жилище Марка.
Большая, ультрасовременная студия, выдержанная в стиле минимализма, выглядела обманчиво просто. В ней не было ничего из того, чем привыкли украшать свои жилища местные нувориши: ни тяжелых штор, ни пафосных картин и статуй, ни бьющих в укромных уголках мини-фонтанов, ни зеркальных потолков и стен. Много свободного места, много света, геометрическая четкость линий — это помещение будто являлось отражением внутреннего мира Марка. Все уместно, лаконично и при этом красиво гармонией чистого порядка и строгости.
— Так тихо. И спокойно, — заметила я, пройдя по комнате и замирая у огромного окна, за которым открывался потрясающий вид на город. — Но кажется, будто здесь никто не живет, — добавила я после продолжительной паузы, когда смогла оторваться от вида змеевидной дорожки автомобильных огней, причудливо вьющейся по мосту, соединявшему два днепровских берега. — Все слишком стерильно, словно в музее. Никаких следов жизни человека.
— Ничего, это ненадолго. Скоро мы внесем свой вклад, — пошутил Марк, небрежным жестом снимая пиджак, расстегивая пуговицы на рубашке и с тихим стуком оставляя на прикроватной тумбочке часы. — Красиво все-таки здесь, — добавил он, подходя ко мне сзади и крепко обнимая. — Знаешь, я вдруг вспомнил наш новый год без родителей. Когда мы целую неделю были одни, в доме пахло кофе и свечами, которые ты постоянно жгла. А без тебя я не зажег ни одной свечи. И другим запрещал. Мне всегда казалось, что свечи — это только наше с тобой. Как в ту ночь, когда ты вернулась из лагеря, помнишь? Была гроза, свечи и… — он запнулся, замолчав на несколько секунд, после чего сменил тему разговора. — А то, что квартира нежилая — нестрашно. Я ведь только сегодня утром приехал, успел оставить один чемодан с вещами. Кто бы сказал, что уже вечером я буду здесь, с тобой — я бы врезал ему за такое наглое вранье, — тихий смех защекотал мою шею, и колкие мурашки пробежали по спине, заставляя вздрогнуть от напряжения, которое вдруг охватило меня в его объятиях.