Жильбер Ромм и Павел Строганов. История необычного союза
Шрифт:
Что мы можем узнать из этого текста? Во-первых, то, что, приехав в Париж, Ромм перестал поддерживать свои прежние швейцарские связи и в течение года, то есть с весны 1789 г., его бывшие друзья (письмо выдержано в неофициальном тоне дружеской переписки) получали о нем лишь обрывки сведений через третьи руки. До того такие связи, очевидно, поддерживались, поскольку Кунклер, судя по двум сохранившимся его письмам юному Строганову от 23 февраля и 10 марта 1790 г., знал о принятии тем имени «Очер», произошедшем осенью 1788 г. Во-вторых, то, что эти забытые Роммом друзья воспользовались подходящим предлогом – выходом очерка о Верне, дабы напомнить о себе, переслав данное сочинение с первой подвернувшейся оказией и не питая слишком больших надежд на успех («Надеюсь, что это письмо Вас там еще застанет»). В-третьих, то, что этой удачной оказией стал отъезд из Женевы в Париж Николая Михайловича Карамзина, в будущем замечательного российского писателя и историка, а тогда еще молодого и
Вот, наверное, и всё или почти всё, что можно «вытянуть» из данного источника. Да, собственно, никто долгое время и не пытался из него ничего другого «вытягивать», хотя известно об этом документе было достаточно давно. Еще в 1940 г. о его существовании сообщила К.И. Раткевич: «Имеются в этих собраниях также письма к Ромму от ряда других лиц – <…> от Кунклера, женевского ученого (в одном из них Кунклер сообщает адресату, что послал ему новую книгу о Верне через “русского литератора” Карамзина)» [736] . В 1959 г. А. Галанте-Гарроне поместил в своей монографии о Ромме тот фрагмент письма Кунклера (итальянский ученый работал с микрофильмами не слишком высокого качества, а потому ошибочно транскрибировал его фамилию как «Коннелер»), где шла речь о Карамзине [737] . В 1971 г. он сделал то же самое во французском издании книги [738] .
736
Раткевич К.И. К биографии Жильбера Ромма. (Его рукописное наследство в архивах СССР) // Ученые записки ЛГУ. Л., 1940. № 52. Серия исторические науки. Вып. 6. С. 270.
737
Galante Garrone A. Gilbert Romme. Storia di un rivoluzionario. Torino, 1959. P. 293.
738
Galante Garrone A. Gilbert Romme. Histoire d’un r'evolutionnaire. P. 242.
Наконец, в 1982 г. об этом же документе говорилось в статье И.С. Шарковой. Ленинградская исследовательница подробно изложила его содержание, а также содержание двух вышеупомянутых писем Кунклера П. Строганову (в них о Карамзине не упоминалось), оказавшихся в Архиве ЛОИИ (ныне СПб ИИ). Ни на какой приоритет в «открытии» данного источника автор статьи не претендовала. Как раз наоборот: отметив неправильную транскрипцию имени Кунклера в книге А. Галанте-Гарроне, она прямо указала на итальянского историка как своего предшественника [739] .
739
Шаркова И.С. Фонд Жильбера Ромма // Рукописные источники по истории Западной Европы в Архиве ЛОИИ (археографический сборник). Л., 1982. С. 173.
Вывод И.С. Шарковой из проведенного ею анализа данного источника выглядит вполне скромным и логичным: «Надо думать, что письма Кунклера были вручены, поскольку они сохранились в архиве Ромма, а это дает возможность предполагать, что Карамзин встречался в Париже с якобинцами Роммом и Строгановым, хотя в “Записках русского путешественника” об этих встречах ничего не говорится» [740] . Спорить не с чем. Кроме, пожалуй, того, что ни Ромм, ни Строганов не были в тот момент якобинцами: Попо вступит в Якобинский клуб лишь полтора месяца спустя после отъезда русского путешественника из Парижа, а Ромм – спустя три года.
740
Там же. С. 174.
Однако в 1987 г. тот же самый источник был положен в основу версии о тесных взаимоотношениях Ромма и будущего русского историка, которую выдвинул известный отечественный специалист по истории XVIII в.
В «Письмах [русского путешественника]» возникает образ путешественника, равнодушно взирающего на политические споры французов, – как скучающий зритель, он смотрит из партера на пьесу из совершенно чужой жизни. Большинство исследователей полагает, что это и есть истинное отношение Карамзина к парижским событиям в 1789–1790 годах.
В 1982 году сотрудница Ленинградского отделения Института истории АН СССР И.С. Шаркова обнаружила в фонде Жильбера Ромма рекомендательное письмо от женевца Кунклера Жильберу Ромму. <…> Поскольку письмо находится в архиве Жильбера Ромма, то, как справедливо полагает И.С. Шаркова, оно было вручено адресату. Следовательно, свидание Карамзина и Ромма в Париже состоялось. О значении этой встречи речь пойдет ниже. <…> Пока отметим лишь желание Карамзина получить «пропуска» в революционный лагерь. Отметим попутно, что к Канту, Виланду или Гёте он отправлялся безо всяких рекомендаций, хотя, конечно, мог их легко получить в Москве, например, от того же Ленца [741] .
741
Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. М., 1987. С. 104.
Предполагая, что Карамзин не собирался быть в Париже равнодушным наблюдателем и еще в Женеве задумал по приезде во Францию сразу же окунуться в гущу политической жизни, Ю.М. Лотман, таким образом, трактует письмо Кунклера как «пропуск» в революционный лагерь, предусмотрительно запрошенный русским путешественником. Между тем из письма никоим образом не следует, что инициатива по его получению исходила от «московита». Скорее наоборот: это Кунклер жаждет напомнить о себе Ромму и спешит, пока риомец не покинул Париж, переправить туда книгу, способную его заинтересовать. Потому-то женевец и торопится использовать первую подвернувшуюся оказию – отъезд в Париж человека, лично Кунклеру не очень известного, поскольку он даже не берется сам рекомендовать его Ромму, а ссылается на рекомендации родителей и Лафатера. И если Карамзин, уезжая из России, не имел точно таких же писем к Канту, Виланду или Гёте, то, очевидно, лишь потому, что ни Ленц, ни кто-либо другой из их знакомых ничего в тот момент не собирался им посылать и не воспользовался удачной оказией так, как это сделал Кунклер. Заинтересованность же самого Карамзина в рекомендации к Ромму представляется маловероятной. Если уж русский путешественник к знаменитым немецким мыслителям ходил знакомиться без подобных писем, то зачем ему надо было бы обставлять такими формальностями визит к безвестному гувернеру?
Да и что именно Карамзин мог ожидать от такого визита? «Пропуск» в революционный лагерь? Это мы сегодня знаем, что Ромм был видным деятелем Французской революции. Но таковым он стал только два года спустя. А в тот момент его принадлежность к революционному лагерю была далеко не очевидна даже для его женевских знакомых. Да, до Кунклеров доходили слухи о том, что Ромм в компании своего ученика дни напролет просиживает на трибуне Национального собрания и даже сделал какие-то патриотические пожертвования, но подобные факты скорее характеризовали его как сочувствующего революции, нежели как ее активного участника. А чтобы самому посмотреть на работу Собрания с трибуны для зрителей, куда ходили все желающие, Карамзину едва ли нужен был провожатый.
В тексте «Писем» приложено много усилий для того, чтобы представить пребывание в Париже увеселительной прогулкой беспечного вояжёра. Попытаемся, насколько это возможно, и ни на минуту не теряя из виду гипотетического характера наших реконструкций, все же восстановить биографическую реальность пребывания Карамзина в Париже.
Мы уже знаем, что в Женеве Карамзин запасся рекомендательным письмом к Жильберу Ромму. Свидание Карамзина с Роммом и, бесспорно, с Павлом Строгановым, состоялось [742] .
742
Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. М., 1987. С. 113.
Утверждая, что свидание Карамзина с Павлом Строгановым, «бесспорно, состоялось», автор все же на мгновение теряет из виду гипотетический характер своей реконструкции. Если вероятность встречи русского путешественника с Роммом действительно высока (хотя, как я уже отмечал, не абсолютна), то отсюда еще отнюдь не следует, что она столь же высока в отношении его встречи с Попо, ведь рекомендательное письмо Карамзин имел не к нему, а к Ромму. Рассматривать же факт встречи некоего лица с одним человеком как бесспорное доказательство его же встречи с другим человеком, наверное, можно, только если эти двое являются сиамскими близнецами.