Жирафка
Шрифт:
— Но что? Мне ничего не интересно. Не забывай, что ради баскетбола я от всего отказывалась.
— Кто ищет, тот всегда найдет. Но прежде ты поможешь мне организовать выставку.
И я стала помогать. Я даже больше не спорила. И так как у Евы было много других дел — она, например, регулярно работала в школьной радиостудии, — я занялась выставкой с таинственным названием «Хобби на прищепках» и фактически делала ее одна. Традиционным было только то, что устраивалась выставка, а какой она должна быть, каждый старший класс определял сам. Ева придумала прикрепить все экспонаты, помещаемые в актовом зале, огромными прищепками, которые она отыскала в заводском клубе. Клуб
— Что же мне делать? Все время за кем-то бегать, что-то искать? Ведь я ни с кем как следует не знакома, — жаловалась я (в выставке принимали участие оба класса, и в классе «А» я действительно никого не знала). — Кто там чем увлекается?
— Вот теперь и узнай, — обрадовалась Ева, но все же подсказала, что Шимон из «А» прекрасно рисует и собирается поступать в художественно-промышленное училище, он даже награжден дипломами целого ряда конкурсов; Зденка мастерит всякие штучки из коры; и даже зубрилка Ярошка у мамы, преподавателя текстильного училища, научилась ткать батик на ручном станке.
Вечно заикающийся Михал строит модели железных дорог, а девочки из обоих классов все прекрасно шьют, вяжут крючком и спицами.
— Еще могу тебе сказать, что Мартина из класса «А» собрала прекрасную коллекцию кукол в национальных костюмах.
— Ничего себе информация! — ужаснулась я. Все еще сопротивлялась, но, кажется, слабо. — А если кто умеет делать то, что нельзя развесить на веревках?
— Правильно. — Ева подняла глаза к потолку. — Это ты верно сказала. В актовом зале есть рояль, и Томаш сможет на нем играть, и не только на вернисаже, но и в специально назначенные дни, когда мы устроим несколько концертов. Павка Зибор — гитарист, Гак играет на губной гармошке, Бобина вечно участвует в конкурсах чтецов, пусть она нам что-нибудь почитает. Роман притащит кассетник с какими-нибудь роскошными записями из своей коллекции, а еще будет показ мод — творчество наших девчонок. Еще чего-нибудь придумаем. Нет, такой выставки у нас еще не было; я думаю, найдется столько желающих ее посмотреть, что здание рухнет.
Успех был потрясающий. Вернисаж прошел совершенно замечательно, и народ толпился в зале каждую свободную минуту. Томаш играл прекрасно, я чувствовала себя, как на концерте.
Я подошла поздравить его, и не одна: все его слышали не в первый раз, но все его благодарили, а я-то слушала его впервые!
— Ты разве не знала? Мой отец — директор музыкальной школы, а мать преподает по классу фортепиано, так что у нас это семейное.
— Тебе надо идти в консерваторию.
— С ума сошла: я и консерватория! В виртуозы я не гожусь, это я чувствую. Кроме того, виртуоз может быть один на миллион, и по теории вероятности я им вряд ли стану. Играть в оркестре, по-моему, неинтересно, а вбивать музыку в головы детей в школе — тем более. Больше всего меня привлекают компьютеры, за ними будущее! А на фортепиано можно играть по воскресеньям.
И этот тоже знает, чем заняться. Одна я ничего не знаю. Конечно, большинство у нас тоже еще не выбрало специальность, до выпускного класса еще далеко, но я не могу столь легкомысленно относиться к жизни. Я всегда любила ясность во всем — всю жизнь готовилась к поступлению на тренерское отделение факультета физического воспитания. В худшем случае — в педагогический институт на физкультуру, географию. Что же, с этим покончено? Когда я себе рисовала такую будущность, главное место все равно занимала высшая лига по баскетболу. Этот продуманный мною путь мог оказаться достаточно длинным, так как лучшие годы для игры — до тридцати, а то и больше. Не то, что в гимнастике или плавании. О
— Очень жаль, что нет Богунки. Она бы организовала какую-нибудь простенькую спортивную композицию, и это был бы гвоздь нашей программы, — посетовала Ганина, стоя над книгой отзывов, пестревшей хвалебными записями: «Все первоклассно», «В прошлом году было хуже» и тому подобными. В книге были еще и стихи (не обошлось, конечно, и без ругани, и анонимных гадостей).
— Какая Богунка? — спросила я.
При упоминании этого имени все девочки посмотрели на Еву (теперь, когда у меня наконец есть подруга, я никому не позволю отнять ее).
— Это наша преподавательница физкультуры, — ответила Ева. — Она мастер по спортивным композициям и всегда выигрывает призы на спартакиадах. Теперь она работает в Тунисе; ты же сама говорила, что спорт сегодня — это и политика, и реклама.
Я успокоилась, но ненадолго. Ева мне показалась какой-то странной.
Я не ошиблась. При первом удобном случае завела речь о Богунке. И недаром. Оказывается, Богунка — подруга Евы!
— Она ненамного старше, живет рядом с нами, мы вместе росли, она мне всегда помогала, она очень хорошая, — объяснила Ева. — Да ты сама увидишь, она скоро вернется. Директорша ее отпустила только потому, что ее поездка — это реклама для нашей гимназии.
Да, везет мне в жизни! Это уж слишком! Болезнь, баскетбол, Ивета — одни утраты! А теперь Ева. Я была так счастлива, что наконец кто-то у меня есть. И по сравнению с Иветой Ева — нечто возвышенно-духовное. Нет, даже в мыслях я не имею права обижать Ивету. Она фактически свела меня с Евой. И что же, я дам какой-то училке похитить у меня Еву? Я не особенно-то доверяю училкам, начиная с мамы.
— Разве можно дружить сразу со многими? — вырвалось у меня.
На этот раз я не собиралась сдаваться без боя.
— Именно этого я и боялась, — ответила Ева. — Очень глупо так говорить. Я раньше тоже так думала, давно. Просто каждого любишь за что-то, и каждый тебя любит по-другому.
— Все это болтовня, — продолжала я наступление, но уже с меньшим пылом: я оставляла Еве возможность переубедить меня.
Вот у мамы много подруг, и она тоже утверждает, что их нельзя сравнивать и дружба с одной не исключает дружбы с другими. Мама говорит, что с каждой ее связывает какое-то общее переживание, каждая по-своему проявляет свои чувства. Но для меня все это теория. Я не хочу ни с кем делиться Евой. Она сумела не заметить мое отношение в начале нашего знакомства, не отбросила меня с дороги, как змею. Я спрашивала ее, почему она так поступила. Ева только смеялась и уверяла меня, что сама бы не знала, как себя вести, если, как я, приехала бы в чужие места, и что очень хорошо меня понимает.
— Насчет дружбы, — добавила Ева, — я думаю, что это как любовь. Мне очень много нужно было пережить прежде, чем я это поняла. Мой отец очень любил маму. И ту, другую, тоже любил. И, ты знаешь, она мне тоже нравилась.
— Но он же развелся с твоей мамой.
Ева в первый раз заговорила об этом, а мне надо было держать язык за зубами — промолчать, но я не сумела.
— Он убежал от нас. Не выдержал.
Она замолчала. Не каждый же может относиться к жизни так легко, как Ивета, по крайней мере внешне. Ева, конечно, напрасно ломает себе голову, ей надо было брать пример с Яи. Меня поставили в известность, что ее родители тоже в разводе, но у Яи теперь два папы и две мамы. Она считает, что нечего ей вмешиваться в дела «стариков», по крайней мере до тех пор, пока ее не втянут.