Жирафка
Шрифт:
Я сменила тему:
— Все же я боюсь, что буду ревновать тебя к Богуне.
— Не сходи с ума. Я отношусь к ней, как к старшей сестре.
— Сразу видно, что у тебя нет Милуш, — сказала я с чувством.
Ева весело рассмеялась.
Но страх у меня не прошел. Во-первых, потому, что Богунка учительница; во-вторых, потому, что она одержима идеей продвижения физической культуры в массы (правда, я еще не уверена, что ее выступления с композициями на сцене похожи на мамино увлечение тренерской работой и подготовкой к спартакиаде).
— Как ты относишься к этим
Ева пожала плечами.
— Девочкам нравится, а у меня нет времени. Перед соревнованиями они тратят на тренировки чересчур много сил. Они совсем с ума сходят, потому-то Богунка до сих пор не замужем.
— Это делает ей честь, но когда-нибудь она станет такой же, как и моя мама. Вечно не бывает дома, вечно бежит куда-то, а дома вместо нее распоряжается Милуш. И то она тренер местного масштаба, ее задача — тренировать участников композиций, а составляют их другие.
— И ты еще жалуешься? — спросила Ева.
Тогда я не понимала, что она имеет в виду. Только позднее до меня дошло, что скрывалось за ее словами. Но если бы и поняла, то сказать было бы нечего.
Поняла, когда в первый раз пришла к ней домой.
— Ваш сад даже лучше нашего, у вас прямо парк, — сказала я, когда впервые подходила вместе с Евой к их дому.
— Да, раньше тут было хорошо.
Теперь я увидела следы запустения по всему дому, похожему на средневековый замок: тут полуразвалившаяся стена, там проступает плесень, вот заросшие травой клумбы, на крыше среди расколотой черепицы кусок жести, посреди двора фонтан со статуей без головы, неухоженный газон.
— Осенью я не успела, но все равно: что тут ни делай, все напрасно.
Лепные украшения у входа были наполовину отбиты, давно не крашенная дверь, выщербленные ступени, кое-где облупившаяся краска, но зато везде чистота.
— Каждую неделю я все здесь надраиваю. Знаешь, есть такая песенка: «Дома маленький орет, мама лестницу метет». Да, управление охраны памятников заинтересовалось нашим домом, там составили смету на реконструкцию, но пока дойдет очередь… Что тут хорошо — широкие двери и ни одного порога; видишь, с одной стороны у нас застекленная веранда, с другой терраса. Тут уж не упадешь. И на террасе мама может себя чувствовать как в саду.
Я еще не могла понять, что в этом хорошего.
— Но зато когда я стану совсем самостоятельной, куплю себе однокомнатную кооперативную квартиру, там совсем не придется убирать. Правда, не будет и сарая… Где я тогда устрою мастерскую? — И она сунула мне в руки лыжи.
— Эти лыжи мне дала соседка, а я их только привела в порядок. Жалко, что зимний спорт только в первом классе. Мне кажется, в этом году горнолыжный спорт станет еще более популярным.
Не успела я еще раз похвалить лыжи, как из дома — прямо как в фильме Хичкока «Медиум» — раздался женский крик:
— Где ты опять таскалась?
Ева схватила меня за руку, захлопнула дверь чулана и потащила меня по коридору.
— Бегу, мама.
Она втолкнула меня через двухстворчатые
— Это моя мама, а это — Лена.
— Ты заходила на угольный склад? Сегодня холодно, и я с утра топлю! — выкрикнула женщина и исчезла в одной из множества дверей; по всей видимости, я для нее не представляла интереса.
Я чувствовала себя ужасно. Ева втолкнула меня в другие двери. Это была кухня. Ева оперлась о стол и глубоко вздохнула.
— Мне и в голову не могло прийти, что ты ничего не знаешь о моей матери. — И она отерла пот со лба. — Конечно, дела давно минувших дней, об этом уже никто не говорит. Она нервничает. Понимаешь, она до сих пор ужасно страдает от своего положения, и потому она стесняется, когда я кого-нибудь привожу с собой.
— Извини, мне так неловко. А что с ней?
— Рассеянный склероз.
Ева увидела ужас на моем лице и улыбнулась.
— Ты не думай, с головой у нее все в порядке. Возможно, к несчастью. Она все время помнит, какая была. И прекрасно понимает, какая скоро будет. Мария тебе расскажет, как она раньше выглядела, — все мужчины с ума сходили.
Только теперь у меня открылись глаза. Я увидела Еву в ином свете. Еву, которая тащит меня через весь город на угольный склад, чтобы заказать топливо на зиму; Еву, которая выбирает в магазине мясо, точно опытная хозяйка; Еву, у которой нет времени на занятия спортом; у которой нет лишней минуты, чтобы выпить кока-колы в «Централе»; которой всегда пора домой; которая не ходит на танцы не потому, что боится произвести не то впечатление, а потому, что у нее есть другие дела. А главное — каждую свободную минуту должна быть дома с матерью. Я вижу Еву, от которой «убежал» отец, потому что больше не мог выдержать; Еву, которой всегда есть за кем ухаживать. Теперь я понимаю, отчего у нее руки не в порядке.
— Почему же твоя мама не в больнице?
— В больнице ей все равно не помогут. Она и так очень долго держалась. Сначала она стала временами терять равновесие. Ноги парализовало совсем недавно. Попробуй войти в ее положение — она так несчастна.
Вечером я сказала Марии:
— Несчастная Ева! Так заботится о матери, а та только орет. Что же это за юность у девушки? Нет, ее мать надо госпитализировать.
— А ты что думаешь, Еве лучше остаться совсем одной? Для детского дома она большая. Здесь очень многие уже давно ломают над этим голову. Закон — одно, а на практике выходит совсем другое.
— А отец? Ева сказала, что его вторая жена ей даже нравится.
— Этого бы ее мать не пережила. Она ненавидит его и в этом нет ничего удивительного.
— Ева говорит, что не сердится на отца.
— Ева повзрослела намного раньше, чем все остальные, — слишком много пережила и продолжает переживать. Ты ведь тоже изменилась. Пани Моравкову можно устроить в лечебницу для хроников, но Ева сама этого не хочет. А ты бы как поступила на ее месте? И может быть, мать Евы такая, потому что боится не за себя, а за дочь?