Житие архиерейского служки
Шрифт:
Пруд копали священники за вину.
По берегам обложили его разноцветными камнями и обсадили цветами.
Был спрошен отец Палладий об успехах добрынинских в партесе. Ответ был, что ученик понимает ноту хорошо. На это последовало приказание шить дишканту шинель зеленого тонкого сукна, не в пример прочим.
Шинели этой певчие все завидовали и даже прозвали Гавриила секретарем.
Не оставлял Добрынин старой своей мечты быть при пере. Вследствие сего преосвященный приказал ему из певческой перейти
В этих грамотах вписывалось на порожних местах, оставленных между печатными строками, имя новопоставленного попа или дьякона, а также куда, и в какую церковь, и когда посвящен, а внизу подписывался сам архиерей по форме.
Эти прописания доставляли Добрынину дохода около шестидесяти рублей в год, без лишения его и певческих прибылей.
Посему здоровье Гавриила было цветуще. Никакими дальновидностями или предвидениями, часто пустыми, он не беспокоился.
Читал Лесажа, читал господина Сумарокова и тихо цвел, как цветок в прикрытии.
О новом лице примечательном – Кирилле Флиоринском, епископе в буклях
В начале 1768 года тишайший Тихон Якубовский был переведен на покой в воронежскую епархию, а на место его произведен в епископы севские Кирилл Флиоринский.
Сей, приехав, сразу произвел Добрынина в стихарь, и получил таким образом Гавриил как бы форму и участие в богослужении более официальное.
Теперь должен был он держать перед епископом во время священнодействия книгу, постилать под ноги его преосвященства круглый коврик, называемый орлецом, а также подавать ему пастырский жезл.
Стихари были разных материй, и это Гавриила весьма радовало.
Кирилл Флоринский, Флиоринский, так называл он себя по причудливости, был сыном казака Переяславского уезда. Учился в Киевской духовной академии, затем был взят в певчие ко двору императрицы. Но здесь удержался недолго.
Между тем место певчего придворного при Елизавете было весьма полезно для выдвижения. Но Кирилл, несмотря на немалый свой рост и украинское происхождение, которое в то время во дворе было модно, выдвижения не получил.
Огорченный Кирилл начал посещать лекции физики в Академии наук.
Затем в 1756 году был пострижен в монахи и отправлен сперва учителем Новгородской семинарии, а затем четыре года служил в посольской церкви в Париже, где изучил французский язык в совершенстве, а также перенял моды и расстроил свое душевное состояние.
В 1764 году из-за ссоры вернулся Кирилл в Москву.
Здесь понравился он императрице Екатерине по причине крупного своего сложения, но только как проповедник, и получил сан епископа Севского и Брянского.
Сей архипастырь, как видевший большой парижский свет, приказал, чтобы все окружающие
Трудно было приучать ему к этому закоснелую монастырщину.
Гавриил же Добрынин, благодаря чтению романов переводных, склонен был к опрятности до щегольства и всегда веселил архипастыря ческой своих волос.
Флиоринский был характера пылкого, высокомерного, горячего, духа твердого и острого разума.
Дар слова и присутствие памяти были первыми его дарованиями. Кроме того, знал он французский и латинский языки. Но тоска по Парижу и архиерейские занятия, воспоминаниям его не соответствующие, придавали Флиоринскому характер причудливый.
В архиерейском доме было обыкновение, что производящиеся священно– и церковнослужители посылаемы были от архиерея к почетным, заслуженным монашествующим для научения читать, писать и для познания церковного устава.
И до тех пор не получали они посвящения, пока учителя не выдавали им письменного свидетельства об успехах. Право выдавать эти свидетельства могло довести доходы учителя до двухсот рублей.
Благодаря умению причесываться в число почетных монашествующих попал и Гавриил, хотя от роду не было ему двадцати лет. Как человек передовой, Гавриил немедленно снизил цены, почему поставляемые и бросились на учение к нему именно.
Дело это было сложное и спорное, потому что особыми указами было запрещено брать за поставление священства деньги. Поэтому деньги брали, но ссориться из-за этих денег можно было только тишком.
И тут-то и сказалось все хитроумие Гавриила Добрынина.
Его преосвященство любил толковать в церкви народу псалтырь.
Говорил Кирилл ясно и кратко и сам себя любил слушать, закрывая даже при произнесении от удовольствия глаза и склоняя несколько набок голову.
Гавриилу, стоя в алтаре, вздумалось записывать любопытнейшие истолкования епископские в тетрадку.
По прошествии нескольких дней догадался Гавриил как бы забыть на окне свою тетрадку при проходе епископа.
Флиоринский посмотрел записки, хорошим почерком написанные. Удовольствие выразилось на его лице. Он подозвал к себе Гавриила и сказал:
– Не один тот бывает учен, кто многим учился наукам, но и тот, кто с примечанием живет. Я в тебе нахожу последнее. Продолжай так, как начал, записывай всякое мое слово не только в публичных поучениях, но и в обыкновенных разговорах, ибо я имею столько знания, что меня уже учить никто не в состоянии.
Так похвалил себя Кирилл Флиоринский. После слов этих уже не выпускал при нем Добрынин из рук пера и тетради.
«Помни, – говорил он себе, – что учитель твой учился в Париже, о котором путешественники рассказывают, что там ослов в лошадей переделывают».