Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто...

Графов Станислав

– Василий Иванович, - вновь усмехнулся Валдис.
– Мы с вами сейчас не в бирюльки играем. У нас очень серьёзная тема. Вернее, поле деятельности... Вы спрашиваете, верю я вам или не верю? Вера есть факт, а факты подтверждаются делами. В данном случае - доказательствами. Так вот, пока я не вижу доказательств ни в вашу пользу, ни против вас. Мне пока предстоит убедиться в этом.

– Убеждайтесь, товарищ Валдис, какой разговор.

Валдис вновь усмехнулся

–

Это хорошо, что вы так шутите... А убеждаться мне предстоит долго и сложно. Судя по тому, что произошло с вами в немецком тылу. Если конечно, всё рассказанное вами, правда - от ать до ять. Вы о чём-то хотели меня спросить? Не стесняйтесь, спрашивайте.

– Спрашиваю, как именно хотите убеждаться, товарищ Валдис... товарищ генерал?

– О, слишком многое хотите знать, Василий Иванович. Повременим пока. Почему привели к связнику непроверенного человека?

– Онищенко что ли? Да потому и привёл, что непроверенный. Он же не бельмеса не знает. Совесть и жизнь хотелось сохранить парню, вот зачем! Ещё неизвестно, что ожидало его там - после заварухи...

– А по-моему, вы здесь сочиняете и весьма неумело. Его вам подставили, а вы и не заметили. Как не заметили состоявшуюся вербовку. Ведь так?

– Нет, всё я заметил. А его мне подставить не могли. Отряд был бы давно уже под контролем. Вы бы это точно заметили. Да и разведчики у партизан тоже. Я так думаю.

Валдис снова помягчал и провёл рукой по лицу:

– Что ж, в логике вам не откажешь. Действительно, жаль будет, если система вас отторгнет. А вас не тянет к уголовному прошлому?

– Если б тянуло, давно бы ушёл, - хитро прищурился Васька.
– Тот, кого тянет, не пошёл бы смывать вину кровью. Уж вы мне поверьте - я таких бубликов навидался...

Валдис погрузился в задумчивость. В кабинет как будто проник туман, повиснув лёгкой серебристой дымкой на "пришторенных" окнах с заклеенными стёклами, на огромной карте , на столе с зелёным сукном, уставленном полевыми телефонами и тяжелым письменным прибором из бронзы.

Затем он побарабанил пальцами на раскрытый портсигар:

– Бубликов навидался... Хорошо. Что вы скажете, если мы вас снова отправим в тыл? С дальним прицелом?

Ваську словно подбросило изнутри:

– Ну, к этому завсегда готовы. Нам только свистни, и мы - побежим...

– Вот как? Так сразу и готовы? А мирная жизнь, водка и девочки?

От его пристально взгляда к Ваське подступила тошнота.

– Я слышал, из своих источников... у вас была сильная любовь в Сталинграде. Она погибла, ведь так?

Кровь

хлынула Ваське в лицо. С пугающей быстротой появилась ненависть, которая устремилась ко всему живому. Но в следующий момент его словно окатило из ведра - студёной водой. Он перестал слышать, даже дышать.

– Я приношу вам соболезнования, Василий Иванович. Лишь хочу убедиться, насколько прошлое сильно цепляет вас. Если мы что-то сейчас недоглядим, потом будет поздно. Вы согласны?

– Согласен, куда мне деться.

– Вы сильно их ненавидите? За её смерть? За этот расстрел, при котором вас заставили быть свидетелем? За всё, что они творят у нас?

– Я их просто ненавижу, товарищ Валдис, - наконец ответил ему Васька.
– Мне нечего больше сказать.

– Ясно. Это тоже очень хорошо. Важно, чтобы ненависть не перекипала, не жгла изнутри. Такая ненависть дёшево стоит. и ведёт в могилу. Ненависть, как и любовь, это сила. Её надо верно направить, и тогда она будет служить. И верой, и правдой, Василий Иванович. Вам ясно?

– Теперь ясно, товарищ Валдис.

Валдис спокойно встал и прошёлся вдоль линии стола. Его лицо не выражало ничего лишнего - никаких чувств, которые бы лежали на поверхности. Лишь на тонких губах играла лёгкая, дежурная усмешка. Пальцы по шву диагоналевых брюк с лампасами лишь заметно шевелились и вздрагивали. Будто пробовали на прочность какой-то неосязаемый материал, из которого лепились вехи предстоящих событий.

– Хорошо, тогда договорились. И начинаем работать - с этой же минуты...
– сказал он по-отечески, не глядя никуда, но обозревая всё.

***

...Среди ночи Ваську разбудили. Он встал, набросил изношенный пиджак, натянул стоптанные туфли и поднялся за конвоем по дровяным ступенькам землянки, куда его определили. Он вышел под купол ночного свежего воздуха. На мгновение остановился и врос ногами в землю, чтобы не упасть. Настолько показалось ему сильным тяготение планет и звёзд, что светлыми сферами покрывали чёрные небеса. Затем - снова подбросило изнутри... Он ощутил лёгкий толчок конвоира, который рукой, а не оружием показывал ему дорогу. Его провели сквозь палаточный городок, мимо полевой кухни, где стоял у грибка часовой. Затем - начался длиный ряд машин под маскировочным тентом, с нашитыми зелёными и коричневыми веточками, пучками травы и шишечками.

В палатке, куда его привели, сидел за раскладным деревянным столиком, наподобие мольберта, уже знакомый капитан Ерохин. Он недобро щурился. Но и без этого не особенно скрывал свои планы. Рука капитана, известное дело, лежала на кобуре.

– Ну что, сука-падла, думаешь, тебе поверили? Лясы с тобой станут точить?

– Да ничего я не думаю... загребал ты меня...
– тоже сощурился Васька.

<