Живая вода времени (сборник)

авторов Коллектив

* * *

Кто за любовь небесную в ответе,

Тому уже не до земных потерь.

Мои стихи, как маленькие дети,

Остались беспризорными теперь.

Когда они в отечестве суровом

Ворот своих и крова не найдут —

Не оттолкни, согрей сердечным словом,

Они с тобой побудут – и уйдут.

Песнь седьмая

И скажу я им прямо:

Елены не выдам…

Гомер «Илиада»,

Песнь седьмая, 362-й стих

Ты о чем задумалась, Елена:

Или нам не вырваться из плена,

Или мы в благословенной Трое

Больше

не античные герои?

Мне уже не холодно, не жарко

Оттого, что пепелище жалко.

Жалко не пенаты, не скрижали, —

Жалко звезды до последней жали, —

Целые созвездия распались

С той поры, как мы поцеловались.

* * *

На удивленье окрестного люда

Старшим лудильщиком смены ночной

Было сработано странное блюдо

С небо померкшее величиной.

Землю покрыло оно в одночасье.

И возмутился содеянным люд:

«Слушай, лудильщик, виновник несчастья,

Ты нам в своих ухищреньях не люб!»

«Темень вокруг наступила такая,

Что облака посбивались с пути,

Парни, избранниц своих окликая,

Верных тропинок не могут найти!»

Мастер ответил: «Уж больно вы строги.

Я не закончил работы своей.

Что вы спешите? Вот вызреют сроки,

Время наступит – и станет светлей».

Взял молоток и саженные гвозди,

Накрепко блюдо прибил к небесам:

«Вот вам, заблудшие, ясные звезды,

Если соскучились по чудесам!»

Люди, друг друга за дерзость ругая,

Свету дивились тому без конца:

«Боже ты мой, красотища какая!» —

И за твореньем забыли творца.

Иван Подсвиров

Острова Кука

Случай, можно сказать, эпохальный: к Алексею Романовичу Коромыслову соизволила зайти в кабинет Ксения Донская – девица видная, сексопильная, из тех кто сразу привораживает взгляд и кого завистливо именуют «телками». Она жила поблизости от их строительной проектной конторы, неизвестно чем занималась и частенько наведывалась к своей подруге секретарше Эльвире – выпить чаю, обсудить очередные модные прикиды. В приемной Коромыслов видел ее несколько раз, вежливо здоровался и про себя восторгался: какой умопомрачительный кадр! Все при ней – и высокая грудь в волнующем разрезе короткой блузки, и фигура, как бы нарочно созданная для ночных элитных тусовок, и точеные ножки в ажурных прозрачных чулках. Боже мой, есть же такие экземпляры. Броской внешностью – телевизионная гламурная писательница, но в узкий круг «избранных», по всему видно, не допущена. Прозябает в «низах», хотя душой рвется наверх, страдая от кастовой замкнутости богатых.

Коромыслов сочувствовал ей и грустно размышлял о сложности мира. Для него эта девица недоступна и далека, как ясная холодная луна в небесах, а для нее так же недоступен и далек какой-нибудь арабский шейх или английский принц. Нет справедливого равновесия, счастья и правды на земле, но, как писал Пушкин, нет правды и выше. И оттого бедный Алексей Романович обреченно маялся в одиночестве, отгоняя всякую мысль о прекрасной даме. Не по Сеньке шапка.

Все же по духу он был советский оптимист и утешал себя тем, что ему особо не стоит гневаться на судьбу. Когда из-за хронической нищеты от него ушла жена к менеджеру торговой фирмы, вдруг и перед ним забрезжил свет. По знакомству он устроился инженером в эту самую проектную контору и впервые за долгие годы обнаружил внушительную сумму в кармане. Не то что разбогател, но приблизился к среднему классу клерков. Алексей Романович будто сбросил с плеч гнетущий груз безденежья, помолодел, приоделся, обул востроносые туфли и каждый месяц стал ходить в парикмахерскую. Делал себе короткую стрижку, с намеком под руководителя конторы, непременно душился, а дома ублажал тело туалетной водой, вспрыскивал французским лосьоном желтоватые волосы, редеющие на лбу.

Иногда подходил к зеркалу и восхищался: «А смотри-ка, Романович, ферт этакий, прощелыга,

жить еще можно!» Скоро ему захотелось сменить убогое жилье и купить в центре Москвы, не дальше Садового кольца, хотя бы однокомнатную, европейской планировки и отделки, квартиру. Конечно, в приличном доме, с консъержкой и видеонаблюдением, чтоб не толклись в подъезде залетные бомжи, пьяницы и наркоманы. Замучили его братья по разуму. Едва ступишь на порог, они тут как тут, пристают с просьбами: дай-подай на пиво, на грамм наркоты, а ночью вынеси и кинь им, как порядочным гражданам, теплую шубейку на сон грядущий. Надоело. Умом понимал: человек человеку – друг, и любить его нужно ежечасно, потому что человек – это звучит гордо, но когда в нос шибает вонью и перегаром, все-таки лучше посторониться и любить его издали.

Так Коромыслов начал понемногу копить деньги на квартиру – в рублях, долларах и евро, чтоб при любой непредвиденной встряске не просчитаться. Следовало подготовить незаметный и плавный переход на другую социальную орбиту. Скоро ему подфартило. За удачно измененный проект двухэтажного дома – таунхауса, приспособленного к российскому климату, в виде премий им отвалили солидные куши, и Эльвира, сквозь очки пристально взглянув на Коромыслова, с намекающей улыбкой заметила: «Вот и вы, Алексей Романович, теперь завидный жених!»

Значит, и вправду не все потеряно в этом лучшем из миров. В подтверждение этого и предстала перед Коромысловым Ксения Донская. Глянул он на нее и в который раз обомлел, трепет пробежал по телу – от спины до пяток. А она без приглашения села напротив в мягкое кресло, закинула ногу за ногу и, обнажив едва завидневшуюся кружевную полоску нижнего белья, по-свойски сказала:

– Здравствуйте, милый Алексей Романович! Не желаете ли отдохнуть со мною на островах Кука?

– А где… эти острова? – только и смог придушенно вымолвить Коромыслов. – Внезапное, невероятное предложение едва не лишило его сознания, отсекло память, и он совершенно забыл географию, по которой в школе получал одни пятерки.

– Какой вы смешной. Это неважно, где острова, – ворковала Ксения Донская и, вздыхая томно и снисходительно, в изумлении распахивала длинные ресницы невинно-синих, обворожительных глаз. – Кажется, они в Тихом океане, где-то в Новой Зеландии. Оттуда доплывем до Австралии.

– Дешевле отдохнуть в Хорватии. Экологически чистая природа: горные леса, озера, водопады. Можно полететь в Египет, посмотреть пирамиды фараонов, – неуверенно возразил Коромыслов и тут же чего-то устыдился, покраснел до ушей, как мальчишка.

– Нет и нет, Алексей Романович! Вы не понимаете… – Ксения театральным жестом вскинула перед собой ладони и будто отстранилась от него. – Это не для нас, мы же не провинциалы… Только вообразите острова Кука: затерянный мир, виллы олигархов и хижины аборигенов, роскошные пальмы, рестораны. Океан, белые яхты. И мы с вами на пляже, на горячем песке. Вас это не трогает? Разве вы никогда не мечтали о дальнем путешествии в обществе молодой и красивой женщины?

– Мечтать не вредно, были бы деньги. Мне нравится Хорватия: виды удивительные, взглянешь – и закачаешься.

– Вы там не были, а говорите. Неужели вам жалко зеленую капусту? – Ксения оперлась руками о подлокотники кресла и сделала движение встать и уйти, что сильно испугало несчастного Коромыслова. Он понял, что в присутствии такой особы мелет какую-то чепуху. «Вот-вот упорхнет птичка, и ты, дурак, пень усыхающий, потеряешь последний шанс!» – укорил он себя и вновь ощутил электрический ток мурашек по всему телу – горячий, нервно-ошалелый ток.

– Поймите, деньги – сор, ничтожная пыль! – между тем обидчиво и призывно ворковал ее голос, грозя оборваться и умолкнуть на вдохновенной ноте. – Скажите, Коромыслов: чем вы хуже дворянина. того же господина из Сан-Франциско? Ну, чем?! У вас мозги варят круто, не зря же премии получаете. А он, надутый индюк, плавал по всем морям, снимал дорогие отели!.. И вы не хуже, не хуже. также имеете право на любовь, на всякие удовольствия. Пора жить, Алексей Романович!