Живи, Египет! (сборник)

Махфуз Нагиб

— Да, прошла наша молодость, «старушка».

Чей-то голос из глубины машины отвечает:

— Что ты, дядя Майгуб, «старушка» наша год от году молодеет.

— Молодеет? Да разве молодость возвращается си [38] Увейда?

— К другим нет, а к «старушке» возвращается с каждым годом.

— Храни тебя аллах, си Увейда, за добрые слова, но моя «старушка» совсем древняя стала, ей скоро конец. Видишь, она не может обогнать даже пешеходов. Ослы и те оставляют ее позади.

38

Си (от сиди) —

господни.

— Да ты о чем говоришь, дядя Майгуб?

— О «старушке», древней своей машине, ясное дело.

— О машине? Господь с тобой. А я говорю о нашей древней родине, о Египте.

Сердце дядюшки Майгуба сжимается от разочарования. Он чувствует, что самые надежные клиенты начинают изменять его старой, верной подруге. Горестное молчание прерывает другой пассажир:

— Не говори так, шейх Увейда, машина дядюшки Майгуба наша благодетельница. Сколько она нам служила, скольких перевезла…

Вкладывая в свои слова всю душу, дядюшка Майгуб восклицает:

— Клянусь всевышним, добыть бы мне только сотню фунтов, и я так отремонтирую «старушку», что она станет не хуже, чем двадцать лет назад.

— Но где ж тебе, дядя Майгуб, тягаться с новыми машинами и автобусами, которые мчатся, как ветер?

— Не забывай, хадж Абдалла, старый конь борозды не портит. Уж свою-то машину я хорошо знаю.

— Но время ее прошло, дядюшка Майгуб. Теперь ведь столько новых машин.

— Вот я и говорю, прошла наша с ней молодость.

— Молодежь нынче не та, что прежде. Иной, смотришь, не успел из пеленок вылезти, а уже мудрит…

— «Старушка» меня никогда не подводила.

— Одни уходят, другие приходят…

— Она для меня все в жизни…

— Но родина всем нам мать…

— Она детей моих кормит, всю семью содержит…

— …всех нас она кормит…

— Не будь ее, как бы я жил?

— …без нее никому не прожить, недаром ее матерью называют…

— Да сохранит ее господь до конца моих дней, а уж там будь, что будет.

— Господь сохранит ее навек, она принадлежит и нам, и нашим детям, и внукам.

— До внуков мне нет дела. Главное, это наши дети, нынешняя моя жизнь, а не завтрашняя.

— Завтра будут жить наши дети…

— Ну а с нами-то что будет?

— Мы свое пожили, дядюшка Майгуб. Человеку дается только одна жизнь.

— Храни тебя господь, «старушка», благодетельница моя.

— Живи вечно, страна наша, мать родная.

Вдруг все пассажиры падают друг на друга, потому что дядя Майгуб резко тормозит. На лице его выражается испуг, и он твердит скороговоркой:

— Дорожная полиция… вылезайте живо, вылезайте ради всего святого, не подводите меня.

В двухстах метрах от полицейского поста дядюшка Майгуб сворачивает на обочину и останавливается под густым деревом. Пассажиры, стоявшие на подножках, соскакивают на землю, а дядя Майгуб обводит глазами сгрудившихся в кузове людей. Оставить можно лишь пятерых, остальным придется идти

пешком, иначе у него отберут права за перегрузку машины. Взгляд дядюшки Майгуба полон смущения и печали. Все тут уважаемые и почтенные люди. Всем им он так обязан. Но ведь его могут лишить прав! Лишить хлеба насущного его самого и его детей. Пассажиры с подножек — куда ни шло, они слезают без единого слова. А которые внутри… Дядюшка Майгуб совсем было пришел в замешательство, но потом набрался смелости и сказал:

— Сделайте милость, господа хорошие, пускай пятеро пройдут пешком вперед самую малость, покуда не минуем полицейский пост. Нынче такие строгости. Раньше, бывало, уплачу полицейскому по пять пиастров за каждого лишнего пассажира, и дело с концом, а теперь все кругом так вздорожало, сил никаких нет.

Дядюшка Майгуб снова выезжает на шоссе и, медленно обгоняя своих пассажиров, говорит:

— Я потихоньку поеду, чтоб вам не бежать, не утомляться. А за постом вас обожду.

Прежде чем пассажиры займут свои места, им предстоит пройти пешком более километра. Это дело привычное и для пассажиров, и для шоферов, да и дорожная полиция прекрасно знает, что и как. Главное, чтобы «старушка» миновала пост, имея положенное число пассажиров. Не более пятерых. Постовой величественно взмахивает рукой, и машина проезжает дальше. А на обратном пути дядюшка Майгуб вылезает, чтобы поздороваться с постовым. Тот важно протягивает ему руку, потом сует ее в карман. Такая сцена разыгрывается с водителем каждой проезжающей машины.

Но сегодня, приближаясь к посту, дядя Майгуб замечает под деревом мотоцикл, и колени его начинают дрожать. Многолетний опыт подсказывает ему, что на пост прибыли «представители» из управления дорожной полиции. Обернувшись, он вновь пересчитывает своих пассажиров и бормочет:

— Аллах милостив… у нас все по правилам, ни одного лишнего… Помоги, господи, рабам твоим.

И он искусно останавливает машину, поравнявшись с господином офицером. Затем проворно выпрыгивает из кабины, подобострастно здоровается. Офицер задает обычные вопросы:

— Сколько у тебя пассажиров?

— Всего пятеро, господин офицер.

— Никого сверх нормы?

— Что вы, господин офицер, как можно? Вот они все тут, извольте пересчитать.

— Ну, а вон те, что пешком идут, разве не с тобой ехали?

— Упаси господи, я ведь уже старик, врать не буду.

— Говори без уверток.

— Клянусь великим аллахом, у меня всего пятеро. Да и машина совсем разваливается. Больше пяти и не подымет.

Офицер смеется:

— Если она разваливается: продай ее да купи себе новую.

— На какие деньги? Нынче машина стоит тысячи. Откуда мне взять столько?

— И впрямь дело нелегкое. А на этой ты сколько лет ездишь?

— Двадцать лет, господин офицер. Можно сказать, всю жизнь.

— И на сколько федданов ты заработал?

— Клянусь жизнью своих детей, она сжирает все, что приносит. На одну покрышку и то кучу денег надо. Раньше я покупал их у английских солдат по восемьдесят пять пиастров, а теперь, чтобы резину сменить, в долги влезаю.