Живи, Египет! (сборник)
Шрифт:
— Когда дочка вырастет, сможешь высказать ей все свои сомнения.
Он быстро обернулся к жене, стараясь понять, всерьез или в шутку сказала она это, но увидел, что она снова занялась вышиванием.
Фокусник украл тарелку
Перевод Н. Мартиросовой
— Не пора ли и тебе заняться делом, — сказала мне как-то мать. И, сунув руку в карман, добавила: — Вот пиастр, поди купи бобов. Да не играй с мальчишками на дороге и смотри под машину не попади!
Я взял тарелку, обулся и, напевая, вышел за
— Дяденька, дайте бобов на пиастр!
Он торопливо спросил:
— Каких бобов, вареных? С маслом или с топленым жиром?
Я не знал, что ответить, и он грубо крикнул:
— Ну-ка, отойди от прилавка!
Я смущенно попятился и вернулся домой с пустыми руками. Увидев меня, мать воскликнула:
— Да ты ни с чем явился?! Никак, рассыпал бобы или потерял пиастр, сорванец?
— Ты же не сказала мне, каких бобов купить, с маслом или с топленым жиром?!
— Вот наказание! А чем я тебя кормлю каждое утро?
— Не знаю.
— Ну и бестолочь! Ступай и скажи ему: с маслом.
Я снова побежал в лавку. В этот раз я сказал:
— Дяденька, дайте бобов с маслом на пиастр.
— С каким маслом, — спросил он недовольно, — хлопковым, кукурузным, оливковым?
Я растерялся и опять не знал, что ответить, а он прикрикнул:
— Не мешай, отойди от прилавка!
Обескураженный, я вернулся домой к матери. Она при виде меня в изумлении всплеснула руками:
— Опять пришел не солоно хлебавши, без бобов и без масла!
Я рассердился:
— Ты же не сказала мне с каким маслом, хлопковым, кукурузным или оливковым!
— Если с маслом, стало быть, с хлопковым.
— Да я-то почем знаю?
— Наказание ты мое, а лавочник — дубина, — заключила мать, вновь отослав меня за бобами.
На этот раз я прямо с порога лавки крикнул:
— Дайте бобов с хлопковым маслом, дяденька!
Тяжело дыша, подошел я к мраморному прилавку, до которого едва доставал головой, и торжествующе повторил:
— С хлопковым маслом, дяденька!
Он опустил черпак в котел:
— Плати пиастр.
Я сунул руку в карман, но он был пуст! Я стал лихорадочно искать монету, вывернул карман, но пиастр исчез. Вынув из котла пустой черпак, лавочник сказал со скукой:
— Посеял пиастр, глупый мальчишка.
Я поглядел себе под ноги, обшарил глазами пол и пробормотал:
— Ничего не посеял. Он все время был у меня в кармане.
— Отойди от прилавка и моли аллаха, чтоб он помог тебе найти деньги.
Я вернулся к матери с пустой тарелкой. Она крикнула в сердцах:
— Вот наказание! Ты, видно, настоящий чурбан!
— Но пиастр…
— Что пиастр?
— Его нет в кармане.
— Небось леденцов купил?
— Нет, аллах свидетель!
— Так куда же он делся?
— Не знаю.
— Поклянись на Коране, что ты его не потратил.
— Клянусь!
— А может, у тебя карман дырявый?
— Да нет, что ты, мама.
— Может, все-таки ты отдал его лавочнику, когда приходил в первый или во второй раз?
— Может, и так… я не помню.
— А хоть что-нибудь ты помнишь?
— Что есть хочу,
Тут она всплеснула руками.
— Ну что мне с тобой делать? Ладно, вот тебе еще пиастр, но я его выну из твоей копилки. А если снова вернешься с пустыми руками, получишь подзатыльник.
Я пустился бегом, мечтая о вкусном завтраке. У поворота, неподалеку от лавки, я увидел толпу ребятишек. До меня донеслись их радостные возгласы. Мои ноги сами перешли на шаг, а сердцем я устремился туда, к ним. Взглянуть бы хоть одним глазком! Протиснувшись сквозь толпу, я вдруг увидел перед собой… фокусника. Вот так сюрприз! Позабыв обо всем на свете, я принялся глазеть, как он проделывал всякие чудеса с веревками, яйцами, кроликами и змеями. А когда фокусник пошел по кругу, собирая деньги, я попятился назад и прошептал: «У меня ничего нет». Он вцепился в меня, как лютый зверь. Я еле вырвался и пустился наутек, получив напоследок тычок в спину. Но все равно я был наверху блаженства. Прибежав к лавочнику, я выпалил:
— Бобов с маслом, дяденька!
Он посмотрел на меня, не двигаясь с места. Когда я снова повторил просьбу, он процедил сквозь зубы:
— Тарелку давай!
«Тарелку! Но где же она?! — думал я лихорадочно. — Может, я выронил ее, когда бежал? Или ее украл фокусник?»
— У тебя, малый, совсем котелок не варит.
Я поплелся назад искать тарелку. На том месте, где стоял фокусник, уже никого не было, но из соседнего переулка доносились ребячьи голоса. Я приблизился к толпе детишек, обошел ее со всех сторон. Фокусник, увидев меня, крикнул грозно:
— Плати или катись отсюда!
— Моя тарелка! — с отчаянием в голосе завопил я.
— Какая еще тарелка, сын шайтана?
— Отдайте тарелку!
— Проваливай, не то напущу на тебя змей.
Ясное дело, это он украл тарелку… Но я ушел, испугавшись его свирепости, и от огорчения заплакал. А когда прохожие спрашивали, почему я плачу, я отвечал: «Фокусник украл тарелку». Тоска моя рассеялась, едва я услышал громкий голос: «Эй, подходи, полюбуйся!» Я повернул голову и увидел неподалеку ящик с круглыми окошечками — волшебные картинки! Туда уже десятками сбегались дети. Один за другим они глядели в окошечки, а хозяин пояснял, что изображено на картинках: «Вот доблестный рыцарь и красавица принцесса, прекраснейшая из дев». Слезы мои мгновенно высохли, и я в восторге устремился к ящику, совершенно забыв и про фокусника и про тарелку. Я не мог устоять перед соблазном и, заплатив пиастр, прильнул к окошечку вместе с девчонкой, смотревшей во второе окошечко рядом со мной. Перед моим взором чередой проходили восхитительные картинки. Когда же я вновь спустился с небес на землю, у меня не было уже ни пиастра, ни тарелки, а фокусника и след простыл. Но я не жалел об утраченном, зачарованный картинками рыцарских поединков и рыцарской любви. Я забыл о голоде, забыл даже о неприятностях, которые ожидали меня дома. Отойдя в сторону, я прислонился к стене полуразрушенного дома, где некогда помещалось казначейство, а также резиденция судьи, и целиком отдался грезам. Мне грезились рыцарские подвиги, красавица принцесса и свирепый дракон. В своих мечтах я испускал громкие воинственные кличи, и рука моя ни разу не дрогнула в битве. Я разил врага воображаемым копьем и восклицал: