Живое и Мёртвое
Шрифт:
Нет, не здорово. Нет, не хорошо. Нет, не замечательно.
Когда твоя мама работает в той же школе, что и ты — это просто ужас. Раньше вам как-то удавалось избежать печального бытия «учительским ребёнком», но, по всей видимости, запасы вашей удачи исчерпались ещё в М., и сейчас вы на своей шкуре прочувствуете всё то, о чём раньше только слышали.
Получаешь «двойку» — и на следующей же перемене мама бежит на всех парах, выяснять как и почему. Случайно нагрубишь преподавателю — и вот уже мама заставляет повинно склонить голову с обязательным «этого
Чудик сочувственно похлопывает вас по плечу, словно на собственной шкуре прочувствовал каково это — быть «учительским ребёнком» и вы раздражённо стряхиваете его руку. Не хватало ещё от всяких эмо-кидов сочувствие получать!
— Нет, всё-таки, три хорошие новости, — мама радостно хлопает в ладоши. — Вот оно, драгоценное в-третьих, твои занятия начинаются с сегодняшнего дня! Директор сказала, что К. тебя со всеми познакомит!
— Это моя мама, — с гордостью заявляет чудик, чьего имени вы бы вовек не слышали. — И конечно же я тебя со всем и со всеми познакомлю! Ведь отныне мы с тобой одноклассники, бука!
Ваша мама продолжает радостно щебетать о том, до чего всё хорошо и ладно устроилось, но вы уже не слышите её, понимая, что Т. невольно оказалось той самой ловушкой, которую вы успешно избегали четверть века и в которую по неосторожности таки угодили.
Ловушкой под названием «учительское дитя».
***
Учительница химии, З.З., для краткости называемая и учениками, и даже некоторыми учителями «ЗюЗю» недовольно поджимает губы, после чего впивается в вас недобрым водянисто-голубым взглядом. Травленые краской волосы, достающие до плеч, почти бесцветные и колышутся в такт каждому её движению.
Невольно вздрогнув, вы втягиваете голову в плечи, хотя ещё не совершили ничего плохого. Впрочем, хорошего — тоже. Глаза химички ЗюЗю пылают тем недовольством, которое появляется в результате неудовлетворённости собственной жизнью. Наконец, её густо окрашенные алой помадой уста разверзаются:
— Вижу, некоторые попали сюда по ошибке. Что ж, кроме как в девятый «в» новеньких всё равно девать некуда. Хотя то, что некоторым не пришлось сдавать экзамены химико-биологического профиля, заставляет усомниться в необходимости спецкласса. Раз уж сюда может попасть любой ребёнок с улицы…
Чудик сочувственно кладёт свою ладонь поверх вашей, и вы принимаете его поддержку с неожиданной благодарностью. Где-то на задней парте сидит и ваша мама, но ждать от неё заступничества не приходится: сейчас она, прежде всего, классная руководительница, а уже потом ваша мама.
Ноздри ЗюЗю продолжают хищно трепетать, она сама — говорить гадости, но вы искренне стараетесь не реагировать, глядя куда-то в пол. Кончики ваших ушей пылают не то от ярости, не то от смущения, руки сами по себе сжимаются в кулаки, но вы понимаете, что невозможно ни дать сдачи, ни переубедить учительницу.
Нужно просто… просто перетерпеть.
Химичка
— Летучка, — тихо объясняет он и кивает на прошествовавшую к своему столу ЗюЗю. — Она часто их проводит. Для них отдельную тетрадку заводят, а если нет… кол в дневник. И в журнал. Парочка таких оценок — и здравствуй трояк в четверти.
— Но я же… — лепечете вы, но К. нетерпеливо трясёт головой, и вы умолкаете.
— Поверь, бука, ей плевать на то, что ты — новенькая. Хотя… твоя мама — классуха, может, и пронесёт. Да не переживай, я в химии как тот красивое рыбов из мемасов. И за себя прорешаю, и за тебя.
Вы благодарно киваете и, заметив на себе острый взгляд учительницы, склоняетесь над листочком. Тем самым, за наличие которого впоследствии получите свой первый «кол».
***
ЗюЗю влепляет вам целых два кола, к счастью, расценивавшихся как один: и в дневник, и в журнал. Причём именно по той причине, что ранее озвучил ваш новый сосед по парте: отсутствие тетради для самостоятельных работ. И плевать она хотела на то, что сегодня ваш первый учебный день.
Никак не отреагировавшая на такую явную несправедливость мама весело щебечет со стайкой учителей в столовой, в то время как вы боретесь с тем, чтобы не устроить бунт и не пойти на торжествующе ухмыляющуюся ЗюЗю с остро заточенным карандашом и точилкой. Простым карандашом предполагается пронзить её чёрное сердце, а точилкой — перемолоть труп.
Где прятать тело вы ещё не решили, но лучше всего было бы пустить его на корм бездомным собакам. Или кошкам. Пускай хоть разок ЗюЗя сделает доброе дело, хоть и посмертно.
— Ничего страшного, всё поправимо, — утешающе говорит чудик, присаживаясь рядом с вами на скамейку и вытягивая длинные ноги. — Ух-х… хорошо, что М. не такая уж и строгая. Иначе заставила бы тебя бежать километр вместе с нами, ха-ха. Кстати, сдавать нормативы всё равно придётся, я бы на твоём месте начал готовиться.
— Хорошо ещё, что физкультуру последней поставили, — из вежливости бормочете вы, чтобы как-то поддержать нить разговора. — У нас вот частенько прямо в середине дня пихали. Только представь: все потные, разгорячённые — и на черчении. Жуть!..
— Ага, — соглашается чудик и, немного побарабанив по скамейке, съезжает с темы: — Где вы поселились-то? В хостеле каком или арендовали? Могу поговорить с мамой, может, чего подыщем.
— Ни то, ни другое, — с некоей толикой гордости ответствуете вы. — Мы живём в доме на Г-нской улице. И он у нас собственности.
— Тот самый дом на Г-нской?! — удивлённо кричит эмо-бой, да так, что на вас обернулись. — Ой, извини, извини… Так он же того… проклят. Прямо как тот злополучный дом в В. на Пр-ской. Наверное, и ты о нём слышала: тогда пропало то ли два, то ли три мальчика. Одного из них, причём, расчленили.