Живой товар
Шрифт:
Я залпом допила остывший чай. А что, если он все же прав? Ведь были же письма, которых не было? Были. Манохин историю с Ирочкой на себя взял — даже дело затребовал, Лаврук сам и отвез… Получается, Дима прав. Как всегда. И кто-то в нашем офисе обо всем этом знает. Знает и молчит…
— Ну что, Асик, еще чаю?
— Можно еще…
— А чего еще интересного было?
— Да так, глупые истории всякие. Склад наш залило, например.
— Да? Опять? Этак у вашей «Татьяны» репутация совсем подмокнет.
Я Диме историю с компьютерами рассказывала. Так что он
— И представляешь, залило запасы аспирина…
— Им не страшно. Ты же говорила, они в банках…
— Нет, не те, что в банках…
И я пересказала то, о чем мне Гарик поведал в перерыве.
— …дурацкая история какая-то, — заключила я.
— Так… — Диме эта история дурацкой, по-моему, не показалась. — А откуда твоя «Татьяна» лекарства получает?
— С Востока откуда-то. Вроде, из Махдена…
— Откуда?!
— Из Махдена…
Я не успела договорить. Ирочка же из Махдена сбежала, из столицы его, Магомабада! Опять случайное совпадение? Теперь мне стало совсем нехорошо — получалось что-то очень уж гадкое…
— Так… Значит, говоришь, аспирин и анальгетики… А ведь рядом с Махденом «Золотой треугольник» лежит…
О чем это он?
— Вот что, Ася. Теперь давай я тебе кое-что расскажу. Потом будем дальше думать.
— Погоди, давай покончим с посудой. И вообще закроем дела…
— Ты заканчивай здесь, а я всю сладость на балкон перенесу. Там же лучше — и покурить можно.
Это он вчера днем на пару часов забегал и соорудил на балконе нечто вроде вагонного столика. Там тепло, тихо, очень спокойно. Хорошо кофеек попивать и неторопливо беседовать. Но утром никогда нет времени, а вечером самое оно. Сегодня это была черешня…
Горячая вода осталась несбыточной мечтой. Посуду я помыла холодной. А для вечернего душа поставила на газ бадью закипать — обычно я в ней белье вывариваю, так что воды хватит.
Вышла на балкон. Меня ждал шезлонг. Дима сидел в кресле. Гарнитур у меня румынский, кресла на деток рассчитаны. Поэтому Колесников, скажем так, надел на себя этот предмет мебели. Хотя вообще-то он тощий.
— Ну, Дим, что ты хотел рассказать?
— Гулял я мимо вашей «Татьяны» как-то вечерком. И увидел одного нехорошего человека… Кормильцем его называют…
— Ну?..
— Этот Кормилец — мелкооптовый поставщик наркотиков. Половина уличных торговцев у него товар берет. Но, судя по всему, сам он только посредник, пока не удалось обнаружить у него прямых каналов, выхода на производителей. А «Татьяна» ваша аспирин, считай, прямо из «Золотого треугольника» получает…
— Так аспирин же, а не опиум! И вообще, мало ли народу мимо дирекции проходит?
— Не проходит, а заходит. Тем более с вашей системой охраны. По делу он шел, по делу. Так что вполне можно допустить, что в вашей «Татьяне» его поставщик и сидит.
— Наркотики… — Мне стало совсем нехорошо. — И как, ты думаешь, это происходит?
— Просто. Купила фирма лицензию на работу с аптечными товарами. Может, даже не на торговлю — только переработка: фасовка, упаковка…
— Нет, они продают тоже.
— Неважно. Дело чистое, законное.
— Какой ужас! И Манохин во всем этом крутится?! Бедная Валька…
— А Валька — кто?
— Я же тебе говорила — жена его!
— Я не об этом. Кто она у вас в агентстве?
— Психолог. Семейный консультант. Нам с Юлькой иногда помогает…
— Письма писать, например… — тихонько подсказал Дима.
У меня, как сказано в первоисточнике, в зобу дыханье сперло…
А Колесников как ни в чем не бывало продолжает:
— Она жена? Жена. А в то, что жена не в курсе дел своего мужа, верится с трудом. Я, например, не могу себе такого представить.
Я, конечно, отрицательно качала головой — нет, только не Валька, не верю, не хочу верить… Уж очень мне с ней хорошо работать. Человек она и умный, и добрый. И трудяга. Частенько бывало — прихожу на работу рано, а она уже там… Но если Дима прав, то не просто так она раньше всех заявляется и за «Пентиумом» сидит. Иногда просит у Сережки файлы какие-то скопировать, для сына, говорит… То распечатать — принтер дома сломался, то дисковод дурака валяет. Правда, сын иногда и сам приходит.
Значит, дома набрала — у нас распечатала. Или дома распечатала, а в офисе только из сумки вытащила, по папочкам разложила и в компьютер занесла. Все как полагается. Вот ужас-то, если это правда!
Не может быть! Так ведь любого человека можно выпачкать с головы до ног подозрениями!
— Ась, ты чего?
— А того! Знаю человека как облупленного, нормальная баба, с ней работать — одно удовольствие, и первую леди из себя не строит! Не могу я так сразу мнение о человеке менять из-за каких-то подозрений!
— А тебе и не надо его менять. Ты же скрыть ничего не можешь — у тебя все на физиономии отпечатывается. Вот и уважай ее по-прежнему.
— За что?
— А за то, например, что к мужу своему хорошо относится, что помогает ему…
— Людей в рабство продавать!
Дима развел руками:
— Она — жена… «И слушаться его должна».
Иногда из Колесникова вылетают стихотворные строки и всякие цитаты. Ладно, не самый большой недостаток, я тоже такая…
— Послушай, Ась, тебе уже не пятнадцать лет, не будь наивной. Супружеская привязанность и долг в человеке куда крепче сидят, чем долг перед обществом. Особенно в женщине. Для нее «мои дети, мой муж, мой дом» — самое главное на свете и может оказаться главнее, чем долг перед обществом… Особенно в наши золотые времена. А хоть и раньше — откуда у воров в законе брались верные марухи, и прятали их, и раны залечивали, и от милиции скрывали?.. А со временем и сами в дело входили. Про мадам Вонг слышала?