Жизнь адмирала Нахимова
Шрифт:
– Для точности стрельбы. Надо, чтобы нарезки на поясе и дуле сошлись с предметом, в который целим.
– Так, так, молодец! Да вы все, должно быть, молодцы!
– на каком-то фальшивом фальцете выкрикивает Железнов и идет от батарей, не слушая ответа матросов. Оба парохода переходят на параллельные курсы к весту, и пониже арабских знаков на корме турецко-египетского корабля можно прочитать латинскую надпись "Перваз-Бахри".
– "Морской вьюн", - переводит Корнилов.
– Однако и вьюнов ловят,
– Постараемся!
– коротко отвечает Бутаков, холодея от счастья осуществить свой геометрический замысел боя.
Турецкий пароход снова заволакивается дымом, а по левому борту "Владимира" у всех пяти бомбических пушек раздаются четкие команды:
– Трубку!
– Цельсь!
– Товьсь!
– Пли!
Стремительные волны теплых и сладко-терпких пороховых струй воздуха охватывают людей.
Корнилов с мостика следит за матросами, снова задвигающими пушки в порты. Мелькают банники, быстро и ловко прочищая дула орудий от тлеющих остатков картузов. Мелькают фигуры матросов, спешно подносящих картузы из крюйт-камеры.
Опустив голову, адмирал натягивает лайковую перчатку и небрежно зажимает под мышкой черную лакированную подзорную трубу.
Бутаков решительно обращается:
– Прошу, ваше превосходительство, разрешить мне на практике испытать один маневр.
– Теорию, Григорий Иванович, проверяют до боя.
Бутаков вспыхивает. Владимир Алексеевич отлично знает, что "Владимир" два года служил яхтою царской фамилии, возил князей и княжат в Венецию, Неаполь, Пирей, Триест, использовался для приемов.
Он знает и не раз сочувствовал командиру, что команде пароходо-фрегата мешают заниматься боевой подготовкой.
– Простая теория, ваше превосходительство, - быстро говорит Бутаков. За основание эволюции пароходов непременно должно принять две простые геометрические линии - круг и касательную к нему. Последовательно поворачивая на четыре румба, я в момент выстрела противника оказываюсь к нему на перпендикуляре - и его продольные выстрелы ложатся впустую, а затем с полной безопасностью сам отвечаю бортом.
– А пока вы будете заниматься геометрией, противник будет палить.
– Мои повороты и захождения будут мгновенными и внезапными. Их поверял теоретически Павел Степанович.
Корнилову нравится азарт молодого командира. Он вспоминает свое торжественное состояние в Наваринском бою.
"Да, конечно, пусть пробует", - решает он и, внезапно щурясь, вплотную подходит к Бутакову.
– Предоставляю вам действовать. Распоряжайтесь!
Григорий Иванович резко поворачивается и командует:
– Лево руля!
Справа от носа "Владимира" с шумом падает волна.
Кренясь к гладкой и тяжелой поверхности моря, "Владимир" заходит в кильватер
Отсутствие кормовой и носовой обороны на "Перваз-Бахри" облегчает маневры Бутакова.
В продолжение двадцати минут он методически заходит в кильватер неприятельскому пароходу, обстреливает его то носовыми орудиями, то правым, то левым бортом. В тот момент, когда турецкому командиру представляется, что русский пароход уходит, он совершает циркуляцию и снова осыпает снарядами. "Владимир" в конце концов начинает казаться методически вращающейся башней, широких сторон которой невозможно достать ядрами "Перваз-Бахри".
Уныние овладевает противником Бутакова. В то время как убойная сила пушек "Владимира" используется полностью, орудия "Перваз-Бахри" лишь поднимают белые брызги вокруг фрегата. Ни осмыслить, ни повторить маневр Бутакова неприятель и его английский инструктор не в состоянии.
К одиннадцати часам на "Владимире" пострадала только стеньга грот-мачты, а на. "Перваз-Бахри" сбиты шлюпки, три орудия приведены в негодность и десятки раненых снесены вниз.
Вращение "Владимира" по кругу и его быстрые захождения оправдали себя. У Бутакова озабоченное выражение сменяется деловым благодушием. Он хозяйственно покрикивает в рупор:
– Полный! Стоп! Задний! Стоп! Вперед! Право руля!
Он следит в стекло подзорной трубы за движением противника, рассматривает и предугадывает маневры "Перваз-Бахри".
Он забывает о времени и адмирале, не ощущает струек воды, сбегающих под его расстегнутый ворот на грудь и спину. Все для него связано единственно с задачей доказать правильность его расчетов пароходных эволюции.
"Да, вот оно, туго проникает свет там, где мрак имеет прелесть", бормочет он между двумя командами какой-то английский стишок, и косится на Железнова:
– Как, лейтенант, будет что рассказать в Севастополе?
– Мы возьмем турка, Григорий Иванович? Он, кажется, выигрывает дистанцию, - шепчет Железнов.
– Ненадолго, - пренебрежительно стягивает пухлые губы Бутаков.
– Через десять минут мы еще влепим новую порцию.
– Четыре румба к зюйду!
– обращается он к рулевому.
А в голове складывается фраза для записок: "В морской истории открывается новая глава. Еще не было случая, чтобы пароход против парохода участвовал в артиллерийской дуэли".