Жизнь адмирала Нахимова
Шрифт:
Вдруг каюту сотрясаю? гулкие удары. Пальба?! Русские?!
Ответ уже в дверях. В них появляется, склонив голову и приложив руки к груди, адъютант.
Наваринский ужас возникает перед глазами турецкого адмирала, но, вскочив на ноги, он кричит:
– Гибель нечестивым! Всем кораблям бить по русскому адмиралу. Иди к командиру, Ибрагим, я следую за тобой.
Осман-паша еще надеется, что тревога ложна, что, как на прошлой неделе, русские показались у входа для осмотра рейда. Но, взбежав на шканцы, турецкий адмирал видит две колонны кораблей, идущих на его эскадру.
Сотрясенный выстрелами туман разрывается и клочьями быстро уходит вверх. Он еще окутывает верхние паруса, но
Со стороны Ада-Кьой пальба батарей усиливается. "Навек-Бахри" и "Несими-Зефер" открывают огонь; зажигательные бомбы и ядра с шумом прорезают снасти русских кораблей.
Новые английские бомбические пушки "Ауни-Аллаха" уже приготовлены к сражению. Артиллерийские кадеты ждут приказаний.
Осман-паша замечает на передовом корабле ближайшей колонны флаг Нахимова.
– Огонь по русскому адмиралу!
– повторяет он.
Туман уходит еще выше и открывает андреевские военно-морские флаги русских на бом-брам-стеньгах кораблей. Два выстрела с "Марии" - после второго открывает огонь вся линия, и сразу черные облака порохового дыма застилают рейд.
Пройдя третью батарею, "Императрица Мария" уклоняется влево, и ветер дует в ее корму. Она быстро выходит на траверз западной части турецкой линии. Три фрегата и корвет непрерывным огнем сотни орудий в течение пятнадцати минут засыпают корабль ядрами и книппелями, пока подходят остальные суда колонны. Щегольские паруса "Марии" продырявлены вертящимися двойными ядрами. Туго вздутая напором ветра парусина с треском разрывается, и клочья летят по ветру вместе с щепами грот-мачты и фок-мачты. Сломан бушприт. Сбиты все ванты грот-мачты, и не много их осталось на бизань и фок-мачте. Но двуглавый орел на носу угрожающе стремится вперед; корабль продолжает ровно идти к назначенному месту и бросает якорь против "Ауни-Аллаха" и "Фазли-Аллаха" по точному расчету диспозиции.
Несмотря на десятки пробоин в борту, только одно кормовое орудие нижней батареи "Марии" заклинено и сбито со станка. Оба дека начинают методически расстреливать турецкий флагманский корабль.
Во время движения по рейду Павел Степанович стоит на кормовой галерее. Турки замечают золотые эполеты русского флагмана и сосредоточивают огонь на корме "Марии". Каленое ядро застревает в узорной решетке галереи, заряд картечи попадает над головой Нахимова в искусные резные украшения.
Над галереей свисает полотнище кормового Андреевского флага. Тяжелым шмелем несется коническая бомба и с визгом лопается. Обломки дерева и клочки парусины осыпают Павла Степановича. Фалы флага перебиты, и полотнище медленно сползает вниз. Павел Степанович невольно делает движение, чтобы схватить флаг, но он вдруг вздергивается вверх. Адмирал поднимает голову и видит балансирующего Евгения Ширинского. Между двумя залпами картечи бывший лейтенант, обламывая ногти, вяжет узлы на обрывках фалов и быстро прикрепляет флаг.
– Молодцом, Евгений!
Ширинский не слышит. Восторженное состояние делает его юношески ловким и находчивым. Будто он молодой мичман, а не изломанный самодержавной властью, много переживший человек.
Адмирал продолжает ходить по галерее, пока "Константин" и "Чесма" не становятся по диспозиции. Он смотрит, как барказы под дружными взмахами весел быстро подходят к отданным якорям. Канаты струнами поднимаются с воды от якорей до вертикальных толстых брусьев - битенгов. И как на вожжах, натянутых сильными руками, копыта лошадей с полного хода вдруг неподвижно зарываются в землю, а сами кони только поводят крутыми взмокшими боками, так и корабли, вспенив форштевнями сонную воду залива, внезапно замирают, накреняются правой скулой и, тяжело
Колонна готова к сражению, и Павел Степанович переходит на левый борт. Корабли Новосильского разошлись веером перед мысом Киой-Хисар. "Париж" и "Ростислав" уже вытянули шпринги, и "Париж" палит продольными выстрелами, по судам противника, а "Ростислав" накрывает мощную батарею, и желто-зеленые вспышки взрывов над брустверами турок показывают, что пристрелка сделана артиллеристами Кузнецова умело. Но полубарказ с "Трех святителей", преждевременно бросив концы, выдвинулся из-за кузова корабля, попал под залп неприятеля и идет ко дну. Шпринг перебит. Зашедший ветер поворачивает корабль грузной кормой к линии турок. Кутров отбивается ретирадными орудиями, а в барказ подают новый буксир. На волнах ряд голов плывущих матросов.
Это, впрочем, не главная беда. Страшнее то, что за полосою дыма Кутров не разглядел "Парижа", попадающего под его огонь. Так и есть. Ядра падают близко к борту Истомина.
– Сигнальте им всеми средствами - прекратить огонь!
– кричит Павел Степанович и даже перегибается через борт, пока адъютанты спешат выполнить приказание голосовой командою и флагами. К счастью, со стороны "Марии" нет полосы дыма. Кутров разобрался после второго залпа. Передние орудия прекратили стрельбу.
Проворчав что-то нелестное для Кутрова, командующий покидает галерею. На верхней палубе боевая работа спорится, а простым свидетелем дел Барановского адмирал не хочет быть. Он скрывается в люке, чтобы поглядеть на действие новых пушек.
Во втором деке стоят исключительно шестидесятифунтовые бомбические пушки. Звучно лязгают замки, и канониры торопливо перезаряжают орудия. Хотя банниками непрерывно смачивают стволы, орудия накаляются. От них пышет жаром печей, и горячие испарения с дымом охватывают людей. От пушки к пушке, тяжело дыша, Павел Степанович терпеливо проверяет углы возвышения орудий и велит снизить: надо бить в. подводную часть бортов.
Уже беспрерывно летящие бомбы и каленые ядра образовали над заливом огненную шапку, и красноватый матовый свет сурово ложится на лица и руки. Стучат инструменты пожарного дивизиона, выдирая завязшие в бортах каленые ядра. Струи воды из шлангов, попадая на горящее дерево, превращаются в пар. Одно ядро с визгом пролетает через борт, и здоровый, красивый комендор, что-то с улыбкой приговаривавший перед выстрелом, внезапно сгибается и валится с окровавленной головой. Забрызганный кровью адмирал спокойно заменяет его, наводит орудие, держась правой рукой за подъемный винт, и методично командует:
– Немного вправо, теперь влево, еще чуточку влево. Минута не потеряна, и бомба с шипением несется на турецкий адмиральский фрегат.
– Ну-с, так палить!
– говорит Нахимов после трех выстрелов и идет к следующей пушке, щурясь в багровой полутьме. И моряки между двумя залпами слышат ободряющий низкий голос командующего:
– Приноровился хорошо. Сметка есть!
На верхней палубе Павел Степанович с наслаждением дышит воздухом - все же не так дымно - и покачивает головой, разглядывая перебитые снасти и рангоут.
– "Три святителя" действует бортом, и людей выловили всех, ваше превосходительство, - докладывает Острено.
– А где капитан Барановский?
– Сейчас контузило его упавшей снастью. Снесли вниз.
– Жарко-с!
– Жаркое дело!
– Я говорю: жарко-с. Пошлите в мою каюту вестового. Пусть принесет воды в моем стакане. Только осторожно-с. Стакан подарил мне Лазарев, и я им дорожу-с. Дайте-ка, Костырев, трубу.
Полчаса эскадра ведет бой с турками, и начинает сказываться губительный меткий огонь русских бомбических пушек крупного калибра.