Жизнь адмирала Нахимова
Шрифт:
На этот раз старик идет навстречу и крепко жмет руку. Он искренен. Он просто забыл, что о деле не беседовал с командиром "Паллады".
– Ты прекрасно усвоил мои уроки. Пишу о тебе государю. Прекрасно, прекрасно поступил. Да, переводятся настоящие моряки. Когда мы были в Индийском океане…
Павел Степанович почтительно слушает длинный и вправду поучительный рассказ о бдительности в море, но душа протестует: не так надо командовать эскадрою.
Проходят новые недели в новых плаваниях. Дагерортская история начинает забываться в хлопотливых приготовлениях к
– Помню, – громко говорит Николай, – подзови его ко мне.
Павел Степанович смотрит в красивое жестокое лицо царя, подняв голову. Он сам рослый, но Николай на голову выше.
– Ты наваринец?
– Да, ваше величество.
– Хорошо служишь. Мой генерал-адъютант Лазарев просит отдать тебя. Поздравляю с чином капитана второго ранга. Назначаю тебя командующим новостроящегося черноморского корабля. В память победы моих войск он назван "Силистрией". Служи.
Надо что-то отвечать на царскую милость, но Нахимов растерянно склоняет голову и молчит.
– Ваше величество, – раздается, кладя конец тягостной паузе, едкий тенорок, – для одного из героев Наварина ваша милость оказывается страшнее турецкого огня. На последний, говорят, "азовцы" отвечали быстро.
– Жизнью своей готов служить России и вашему величеству, – с запозданием произносит Нахимов, и так глух его голос, что самому кажется чужим.
Император небрежно кивает головой и в окружении членов своего штаба проходит вперед. Но владелец едкого тенорка, гигант ростом (он еще длиннее царя и, как говорят, повторяет всем обликом знаменитого своего предка), замешкался и удерживает возле себя Беллинсгаузена:
– Каков молчальник был у вас! – Тенорок уже не едкий, а просто презрительный.
Старый адмирал не хочет быть несправедливым:
– Но, князь, вам, начальнику Морского штаба, должно быть известно, как этот молчальник своевременно заговорил у Дагерорта.
– Вы великодушны, Фаддей Фаддеевич, – намеренно возвышает голос князь Меншиков и в упор смотрит на неуклюжего, ненаходчивого командира фрегата: В конце концов, любой бывалый штурман сделал бы то же, и даже боцман, вот именно боцман.
Почему-то представляется, что от этого человека надо еще много ждать дурного… Он как черная тень. И даже светлее становится, когда царь с вельможами сходят на катер.
– Так вот он каков, наш князь Меншиков, наш начальник Главного морского штаба из кавалерийских генералов, величайший из придворных остроумцев…
Нахимов говорит тихо, но Завойко хорошо услышал:
– Экий грубиян.
– Да нет же, попросту аристократ. Грубияном можно было называть предка его, Алешку, да и то – покуда титулы и должности не предали забвению жизнь пирожника и денщика.
Глава
Не узнать Павла Степановича в его лихорадочных сборах на юг. Даже встреча с Меншиковым, по-прежнему надменным и презрительным, лишь тенью проходит по лицу. Он оживлен и весел, не сутулится как всегда, и в новом сюртуке с эполетами капитана 2-го ранга выглядит на венчании брата гораздо представительнее жениха.
Все складывается отлично. Хрустящий лист с назначением, подорожная и подъемные получены. Нежданно нашелся спутник, старый корпусный приятель Чигирь, возвращающийся к месту службы – в штаб Лазарева. Едет с Павлом Степановичем и Сатин, будущий боцман "Силистрии". Приобретены новый секстан в щегольском футляре и складная подзорная труба; книги старые и вновь купленные заняли два ящика и изрядно истощили пачку ассигнаций.
Но о деньгах Нахимов думает сейчас еще меньше обычного. Добрую половину получки вручает брату с напутствием баловать молодую жену.
– Ты не стесняйся в расходах, Сережа… Сашеньке не грех угождать. И я впредь буду тебе высылать. Много ль надо на корабле. И вот еще, ты мать выпиши, скучно старой в деревне.
Сергей самодовольно и значительно улыбается:
– Спасибо, Павел. Но Шура скромна и нетребовательна, а выше головы не прыгнешь. Насчет мамаши, полагаю, следует ее спросить. Ты заедешь по пути в нашу деревеньку?
– Что? Нет, это слишком в сторону. В подорожной выписан маршрут через Витебск, Кременчуг и Елисаветград. А вот ты возьми отпуск, свези Сашеньку к мамаше. Надо ей скорее познакомиться с моей сестренкой, новой дочерью.
Он говорит и глядит на хлопочущую Сашу. Да, несомненно, сейчас Сергей не стоит своего счастья. Но Саша его переделает, благотворно повлияет. Любо не то, что невестка хороша. Любо, что она умница, чувствительна к страданиям людским, пытлива и пряма в суждениях…
Поутру во дворе стоят коляска и тарантас. Вещи уложены, и среди них умащиваются Сатин с двумя денщиками. Неопохмелившийся, сонный Чигирь ходит вокруг коляски и часто достает часы-луковицу.
– Павел Степаныч, Павло, время трогаться.
– Сейчас, дружище. Сейчас Сашенька придет с братом.
И правда, она спускается в простеньком утреннем платье и туфельках без каблучков. Ее пышные волосы уложены в высокую прическу. Восхищающим жестом загорелой руки прячет за ухо выбившийся завиток и останавливается перед названным братом.
– Павленька, вы в нетерпении нас покинуть?
Карие влажные глаза смотрят с упреком, а в углах решительного маленького рта прячется нежность.
– Пора, сестрица, чтобы к ночи быть в Луге.
– Не забывайте же нас, возвращайтесь. Сергей смотрит из-за плеча жены и небрежно притягивает Сашеньку к себе.
– Безусловно ждем в будущем году – ты должен явиться в роли крестного нашего первенца.
Опять улыбка брата кажется Нахимову неприятно самодовольной. Но прочь завистливые чувства! Очень хорошо, что Сергей счастлив.
Павел Степанович наклоняется к смущенной Сашеньке:
– Он прав. Может ли быть большая радость – понести к купели маленькую Сашу?