Жизнь – что простокваша
Шрифт:
Через два дня деревня скромно хоронила Марусю; она умерла, оставив годовалую Машеньку безропотной Линде.
Ещё через год, тоже от чахотки, умерла семнадцатилетняя Фрида. Две эти трагические смерти пронзили нас болью и печалью, мы безутешно плакали.
Потеряв дочерей, бабушка Линда с Сашей и маленькой внучкой жили теперь втроём, и четырнадцатилетний Саша в летние каникулы работал в колхозе наравне со взрослыми – надо было кормить мать и племянницу-малютку.
Линда, бывшая Машеньке и матерью, и бабушкой одновременно, души в ней не чаяла и делала всё, чтобы она росла
Саша в 18-летнем возрасте женился, и бабушка Линда с маленькой Машенькой жила в его семье. Машенька помогала нянчить двоюродных сестрёнок, дочерей Саши, которые были чуть моложе её. Способная и старательная, она хорошо училась. В 1972 году поступила в педагогический институт и после его окончания работала учительницей русского языка и литературы. После замужества уехала с мужем к его тёте в Казахстан, родила там двух дочерей и обрела новую Родину.
Бабушка Линда прожила 92 года и, увидев правнучку, умерла со словами: «Буду наблюдать за вами оттуда, живите с миром».
Воспитывавшая с двухлетнего возраста пасынка Лео, Линда вдруг зачастила к нам. Мама и бабушка Лиза из жалости всегда что-нибудь совали ей: тыкву, свёклу с морковью, капусту, топлёное масло. Когда матери не было дома, няня Лиза приглашала Линду в домик, и они подолгу о чём-то шептались.
Замужество мамы
– Элла, тебе бы замуж выйти, – озвучила как-то няня свою думку.
– Ещё чего? А мужа как забыть?
– Его не вернёшь, а жизнь продолжается. Я не вечная – одной с двумя детьми тяжело. Ты молодая, красивая – надо мужа искать.
И в нашем заречном домике стал появляться дядя Лео: то картошку поможет посадить, то сена привезёт, однажды даже сарай помог перекрыть. Мама начала вечерами пропадать. Однажды осенним, ещё тёплым вечером я вышла из дома и отправилась к тёте Марусе, жившей по другую сторону речки. Решила – мама у неё. Ко мне приближались голоса. Я притаилась в ивняке и вдруг – ба, мама и дядя Лео!.. Шли не от тёти Маруси – тогда откуда? Они медленно спускались к воде – месту, где была мель.
– Как же через воду перебраться? – донёсся игривый голос мамы.
– А вот как! – подхватывает он её на руки и в сапогах бредёт по воде. На середине реки останавливается, и я слышу поцелуй. На берегу осторожно опускает её, и они, обнявшись, идут дальше. Я – тихонько за ними. У домика дядя Лео целует маму ещё раз, и они прощаются. Захожу я домой не сразу.
– Ты где была? – накидывается на меня няня. – Везде искала – нигде нет! Напугала…
– По улице бродила, – прячу я лицо.
– Хорошо, что все дома, давайте спать! – зевает счастливая мама.
Обе бабушки, Зина и Лиза, убеждают её выйти замуж. После
Десятилинейную лампу зажигали в исключительных случаях. В конце декабря 1946 года в один из субботних вечеров её яркий свет вновь оживил нашу избушку. Сходились гости: бабушка Зина и тётя Маруся с детьми, сёстры дедушки Сандра – Нюра и Вера, – бабушка Линда с молоденькими сестрёнками дяди Лео и ещё несколько незнакомых нам женщин.
Черноволосой красивой маме очень идёт белая блузка с чёрными балабольчиками у шеи. Могучий, в военной гимнастёрке дядя Лео тоже красив. Они скромно сидят за столом и принимают поздравления. Кто-то заиграл на гармошке. Подпрыгивая и притопывая, с возгласами «гоп-са-са!» танцуют польку – веселятся.
Мне с сестрой не до праздника – хочется спать. Мама грустно улыбается нам, поднимается и мягко останавливает веселье:
– Уже поздно, детям время спать.
Гости нехотя расходятся. Шёпотом интересуемся у няни:
– Дядя Лео и вправду теперь всегда с нами будет?
– Ну а как же? – удивляется она. – Он вашим папой будет!
– Двух пап не бывает! – не соглашаюсь я.
– Не бывает, – вздыхает она. – Но… вы же всё хотите, чтобы вас защищали! Вот он и будет защищать!
Так в семье появился мужчина, который несколько стеснил наше женское царство, – мы трудно привыкали к мужскому началу.
Наступало рождество – 25 декабря. Бабушка Линда связала из соломки дивные, миниатюрные корзиночки с закрывающимися крышечками, внутрь положили по два пряника, которые состряпала альтмама, подвесили их к потолку, и утром каждый из нас должен был сказать:
– Мама и папа, поздравляем с рождеством! Желаем крепкого здоровья и счастья!
Не хотелось предавать память отца, да и мучительно назвать чужого человека «папой», но настоящий белый пряник не давал Изе покоя. Велик был также соблазн заполучить в руки красивую корзиночку, и к вечеру она сдалась – сказала всё, как полагалось. Папа Лео целует её, поднимает на руки, и она достаёт с гвоздя корзиночку.
– Тоня, очередь за тобой, – улыбается мама.
Я насупилась и отошла, мать тяжело вздохнула.
Пять дней волшебная корзиночка с белыми пряниками висела у потолка. Пять дней я крепилась, украдкой поглядывая на потолок. Однажды перед обедом заметила, как в прохладной кухоньке мама задыхалась от слёз в объятиях няни.
Канун Нового года. Жалко маму, но я молчу. Утром Первого января усаживаемся за праздничный стол. Все, кроме Изы, к еде не притрагиваются – молчат. И вдруг из меня вырывается:
– Мама, папа и Муттер, поздравляю с Новым годом, желаю крепкого здоровья и большого счастья!
Мама, плача, бросилась меня целовать, папа Лео крепко обнял, поднял на руки, как поднимал Изу, достал корзиночку и поцеловал. Я грызла пряники – мать виновато улыбалась:
– Свежие, они были вкуснее, зачерствели уже.
Корзиночка нравилась мне больше пряников – я долгие годы берегла её, как память о бабушке Линде. Взрослая, везде искала подобные и не находила – утратился, видно, секрет того плетения… А произносить слово «папа» не составляло больше труда.