Жизнь цирковых животных
Шрифт:
– Для одной роли я чересчур мягок. Для другой – груб. Меня бросил любимый человек. Нью-Йорк прожует тебя с косточками и выплюнет. Зачем я вообще приехал сюда? Сидел бы себе в Милуоки. Там хороший театр. Но что такое слава в Милуоки? «Знаменитость из Милуоки»!
Обнаженные чувства, такая слабость, уязвимость. Зачем столь ранимому человеку понадобилось подставлять свое «эго» кислотному душу театра? Не Фрэнку задавать такой вопрос – он сам прошел через это.
– Хорошо хоть, мнебольше
Тоби искренне удивился:
– Да ты и не был знаменит!
– Не был. Но мне казалось, я этого хочу. Только в этом счастье. А теперь я знаю, что могу быть счастливым и без славы.
Счастлив ли он? Фрэнк боялся, как бы Тоби не поймал его на слове, но юноша лишь задумчиво покивал.
– Ну, я тоже не нуждаюсьв славе, – сказал он, – но и не откажусь, если выпадет на мою долю. По крайней мере, тут-то Дойл поймет, что дал маху.
Может, это и есть ключ к роли? – подумал Фрэнк. Разбитая любовь?
– Тяжело, когда тебя бросает любимый, – сказал он. – Пошли в гостиную.
Тоби поплелся за ним.
– Сегодня утром я виделся с Калебом. Забежал без звонка. Напрасно. Он даже не посмотрел на меня. Словно ему белье из прачечной доставили.
– Угу. И что же ты испытываешь, когда говоришь, будто все у тебя хорошо, а на самом деле тебя только что кинули?
– Я никому не говорил, будто у меня все хорошо. У меня все отвратительно.
– Ага. – Фрэнк сделал паузу. Какой еще подход испробовать?
– Что я сделал не так? – ныл Тоби. – Он просто не хочет, чтобы его любили. Ему кажется, он не заслуживает любви. Ты ведь знаком с его сестрой, да? Она тоже такая – ебанутая?
Дойлы. Они оба знакомы с этим семейством.
– Джесси – она сложная. Но ебанутой я бы ее не назвал. – И Фрэнк никогда не стал бы рассуждать о том, заслуживаетли Джесси его любви.
– Вся семейка двинутая. Не могут любить того, кто рядом. Здесь и сейчас. Калеб все еще влюблен в покойника. А его сестра – она, вроде, разведена?
– Да. Она и не вспоминает о своем бывшем. – У Фрэнка имелись собственные теории насчет Джесси, но делиться ими он не собирался. – Да, это странная парочка. Они особенные. Не такие, как все. И друг на друга не очень-то похожи. – Сейчас Джесси для него даже не зрительный образ, а звук – резкий, саркастический смех. – Она очень умна. Практична, с чувством юмора. Красива. Но пока что она не готова любить. Это ей решать.
– Два сапога пара, – проворчал Тоби.
Фрэнк насмешливо изогнул бровь.
– Может, Калеб отвергает не любовь. Он отвергает тебя.
– Нет! Ну уж нет! – актер разразился презрительным смехом. – Ни-ни-ни! Пока чувство было свежо, он принимал его. Пока все шло легко и весело. А потом,
– Только что провалилась его пьеса, – напомнил Фрэнк. – Возможно, сейчас у него нет сил любить.
– Нет, – настаивал Тоби, – точно, он боится близости. У геев такое бывает. Ты – натурал, тебе не понять.
Конечно, Тоби просто хотел оборвать разговор, но Фрэнк обиделся не на шутку. Он терпеть не мог, когда приятели-геи произносили эту фразу. Или того хуже: «А насколько ты натурал? (это когда Фрэнку удавалось пошутить на скользкую тему)». На самом деле он и правда не понималголубых. Что они нашли в мужчинах? А что женщины видят в мужчинах, если уж на то пошло? Мужчины такие некрасивые, как тут влюбишься? Иногда Фрэнку приходило в голову, что для мужчины гетеросексуальность – выражение ненависти к себе.
– Который час? – Спохватился Тоби. Шло к семи. – Боже, мне к восьми надо быть в городе.
– Ты же говорил, у тебя свободный вечер?
– Я думал, нам понадобится час, от силы два. У меня есть кое-какие планы.
– Позвони и скажи, что задержишься на часок.
– Нет, я… просто не могу, и все.
Фрэнку бы радоваться, что бесполезная репетиция заканчивается. Но все-таки…
– Ты бы предупредил. Я бы тоже кое-что спланировал.
Например, свидание с Джесси. После разговора о Дойлах его мысли, естественно, обратились к ней. Но слишком поздно. К тому же – будний день. В первый месяц знакомства свидание под конец буднего дня может убить всякую романтику.
– Ладно, Тоби. Еще раз, идет?
Они повторили сцену сначала. Фрэнк снова изображал Крис. Тоби вошел, произнес свой первый монолог. Пошло лучше: Тоби спешил, а это иногда помогает. Дошли до финала.
– Я вхожу, и люди сразу видят: Я не ничтожество!Человек, и какой! Знаешь, почему они сразу догадываются? Потому что я позитивно…
Речь текла торопливо, словно ручеек по обкатанной гальке тревожности. Голос живой. Вот он – подлинный страх. Может, Тоби напугало предположение Фрэнка, что Калеб отверг не любовь как таковую, а самого Тоби? Плевать. Главное – получилось.
Тоби произнес заключительную реплику:
– Все хорошо. Все прекрасно. – Уронил руки, бледный, опустошенный. Поддавшись минутному порыву, Фрэнк – то ли Фрэнк, то ли «Крис», он сам не знал – поднялся и осторожно, ласково обнял Тоби за плечи.
Тоби вцепился в него изо всех сил. Обвил руками, крепко прижал к себе. Фрэнк и не подозревал, что Тоби так плотно сложен – будто холодильник обнимаешь.
Но это было хорошо. Это было правильно. Слишком хорошо – уже не игра. Два человека, безответно влюбленные, один в брата, другой в сестру, панически цеплялись друг за друга.