Жизнь и реформы
Шрифт:
Мне кажется, наш подход к Германии как к близкому другу более прагматичен и конструктивен, хотя, скажу откровенно, его разделяют далеко не все и на Западе. Некоторые западные европейцы, как и вы, не доверяют ни ФРГ, ни немцам в целом. Однако все мы на Западе едины в целом: главная опасность в том, чтобы выделить Германию из сообщества демократических стран, навязать ей какой-то особый статус и унизительные условия существования. Как раз такое развитие событий могло бы привести к возрождению немецкого милитаризма и реваншизма, которых вы опасаетесь.
…Я, конечно, понимал, в чем причина настойчивого желания Соединенных Штатов включить объединенную Германию в НАТО. Буш и его коллеги боялись,
С нескольких заходов, используя разную аргументацию и ссылаясь на прежние свои заявления, в том числе публичные, я убеждал Президента США в том, что СССР не заинтересован в «уходе» американцев из Европы.
Полемика была довольно жесткой, причем обе стороны упрекали друг друга в том, что они боятся немцев, боятся, что Германия опять поставит под угрозу мир в Европе, а значит, и во всем мире.
«ГОРБАЧЕВ. Вы утверждаете, что мы не доверяем немцам. Но почему же тогда мы дали добро их стремлению к объединению? Зажечь красный свет мы могли — механизмы у нас были. Однако предоставили им возможность сделать свой выбор демократическим путем. Вы же говорите, что доверяете ФРГ, а тянете ее в НАТО, не позволяете самой определить свою судьбу после окончательного урегулирования. Пусть она сама решает, в каком союзе ей состоять.
БУШ. Вы согласны с нашим исходным тезисом, что объединенную Германию нельзя ставить в особое положение?
ГОРБАЧЕВ. Соглашусь, если… за этим последует реформа самих блоков в органической увязке с венским и общеевропейским процессом. Страшные жертвы, которые мы понесли в ходе Второй мировой войны, — это тоже психологическая и политическая реальность сегодняшнего дня. И никто, ни мы, ни вы, не может ее не учитывать.
БУШ. И все же мне трудно вас понять. Может быть, потому что я не испытываю страха перед ФРГ, не вижу в этой демократической стране агрессивной державы. Если вы не поломаете своего психологического стереотипа, нам будет трудно договариваться. А договоренность возможна, ведь и мы, и Коль хотим сотрудничать с вами во всех областях.
ГОРБАЧЕВ. Тут не должно быть неясности. Мы никого не боимся — ни США, ни ФРГ. Просто мы видим необходимость изменения отношений, ломки негативной и создания конструктивной модели в отношениях блоков».
Весь этот драматический разговор завершился все-таки согласием, и выглядело это следующим образом:
«БУШ. Если Германия не захочет оставаться в НАТО — ее право выбрать иную участь.
ГОРБАЧЕВ. Давайте сделаем публичное заявление по итогам наших переговоров: Президент США согласился, что суверенная объединенная Германия сама решит, какой военно-политический статус ей избрать — членство в НАТО, нейтралитет или что-то иное.
БУШ. Выбирать союз — право каждой суверенной страны. Если правительство ФРГ — я рассуждаю чисто гипотетически — не захочет оставаться в НАТО, даже предложит нашим войскам убраться, мы примем этот выбор.
ГОРБАЧЕВ. Значит, так и сформулируем: Соединенные Штаты и Советский Союз за то, чтобы объединенная Германия по достижении окончательного урегулирования, учитывающего итоги Второй мировой войны, сама решила, членом какого союза ей состоять.
БУШ. Я бы предложил несколько иную редакцию: США однозначно выступают за членство объединенной Германии в НАТО, однако если она сделает другой выбор, мы не будем его оспаривать, станем уважать».
Я согласился с этой формулировкой.
В середине июля 1990 года в Москву приехал Коль, чтобы окончательно согласовать весь комплекс вопросов, связанных с объединением Германии.
Сначала президентский ИЛ-62 приземлился в Ставрополе, и я вместе с Гельмутом Колем, Раисой Максимовной, нашими спутниками оказались в кругу моих земляков. Мы прошлись по местам, где по повелению Екатерины II в составе Моздокской военной линии была построена в конце XVIII века крепость. Из крепостной части хорошо видна нижняя часть города, а дальше, в сторону Астрахани, ставропольские степи. У подножия горы — мемориал павшим в войнах. К нашему приезду там собралось много людей. Возложили цветы, поклонились, затем состоялся разговор с ветеранами войны. Они пришли в орденах. И мне и канцлеру запомнились слова: «Хорошо, что вы вместе. Мы поддерживаем ваши усилия по налаживанию добрых отношений между русскими и немцами, между Германией и СССР».
Затем на вертолетах взяли курс в сторону Главного Кавказского хребта, в Архызское ущелье. По пути приземлились на колхозном поле, где крестьяне убирали новый урожай. Земляки были рады этой встрече. Да и мы остались очень довольны. Короткая беседа, сердечные приветствия, фотографирование, и дальше — у всех дела. Во второй половине дня наши вертолеты, продвигаясь к Большому Кавказу, достигли конечного пункта — горного туристического центра Архыз. Это древнее поселение, в окрестностях которого сохранились остатки памятников X–XII веков. Расположились в особняке у реки Большой Зеленчук. Высота — 1600 метров. Вокруг нас в хвойных лесах горы Кавказа высотой 3–3,5 тысячи метров. Короткий отдых, и сразу за работу. Вечером хозяева угостили нас блюдами карачаевской и черкесской кухни. Потом короткая прогулка под звездным небом. Воздух «чист и свеж, как поцелуй ребенка» (Лермонтов), насыщенный горными запахами. Высокое и близкое небо, звезды, силуэты гор, тишина, лунные отблески в реке.
Здесь и состоялся завершающий этап наших с канцлером Колем переговоров. В них приняли участие помимо Шеварднадзе и Геншера министр финансов Вайгель, С.Ситарян, ведавший тогда внешнеэкономическими связями.
Коль был очень собран и напорист. Мы разговаривали на пределе откровенности. Основное для нас было ясно, но многие проблемы требовали дополнительного обсуждения и прояснения.
Речь шла прежде всего о нераспространении на территорию ГДР военных структур НАТО и сохранении там на определенный согласованный период советских войск. Надо было четко определить правовую и финансовую основу пребывания наших войск на территории объединенной Германии. Нам нужны были также гарантии, что и после вывода наших войск территория бывшей ГДР не будет использована для создания угрозы безопасности Советскому Союзу. По всем этим вопросам мы договорились, и договоренности были зафиксированы. Я настоял на существенном сокращении численности вооруженных сил объединенной Германии и установлении верхнего потолка в 370 тысяч человек. Было достигнуто взаимопонимание, что Германия раз и навсегда отказывается от обладания ядерным, химическим и бактериологическим оружием.
Мы были общего мнения, что следует стремиться к большей синхронизации общеевропейского процесса и процесса объединения Германии, в частности, путем создания новых структур безопасности в рамках СБСЕ.
Большое внимание уделили согласованию фундаментальных идей, которые следовало заложить в основу будущего «Большого договора» между СССР и ФРГ (впоследствии он получит название Договора о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве), призванного определить магистральное развитие советско-германских отношений на перспективу.