Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

Шейдербауер Армин

Тем временем русские и английские самолеты бомбили город. Бомбы сыпались днем и ночью. Падали снаряды тяжелой артиллерии. В парке Политехнического института заняла позиции зенитная артиллерия. Грохот близких разрывов перемежался резкими ударами наших пушек. Мы лежали на полу, на самом верхнем этаже здания. Во время очередного обхода мы спросили дежурного офицера медицинской службы, нельзя ли разместить нас в подвале. Он ответил такими словами: «Надеюсь, вы не очень испугались, господа?» Говоря это, он улыбался, но в то же время оставался под прикрытием дверного косяка.

Очевидно, он считал некоторых из нас виновниками этой войны. Возможно, он считал, что мы должны понести справедливое наказание в виде бомбы. Наверное,

так оно и было, иначе бы он распорядился перенести нас в подвал. Теперь даже дежурный санитар нечасто набирался мужества, чтобы подняться из подвала наверх. Когда это было совершенно необходимо, он приносил еду. В то время как на продовольственном складе имелось сливочное масло и другие продукты, нам выдавали только жидкий морковный суп. Иногда было несколько ломтиков хлеба с плавленым сыром и мармеладом. Однако прямо на наших глазах этот санитар ел шоколад и бессовестно заявлял, что раненым он не положен.

Все эти симптомы указывали на неминуемый конец. Это была катастрофа, которая происходила вокруг и внутри нас. Разве мы заслужили такую судьбу? Надо ли было оставлять нас издыхать как жалких бездомных собак? Или оставить на милость большевиков? Горечь и разочарование охватили меня и моих товарищей. В комнате царило молчание. Никто не говорил. В поворотный момент жизни каждый из лежавших в таком ужасном состоянии на полу находился в одиночестве.

27 марта 1945 г., во вторник перед Пасхой, день начался ярким весенним утром. Ни доктор, ни санитар не появились. Огонь вражеской артиллерии становился все более интенсивным. От прямого попадания снаряда в стену здания оконные рамы с треском рухнули внутрь нашей комнаты. Затем послышалась винтовочная стрельба.

Итак, стало ясно, что больше никому не удастся уйти. Мы были предоставлены судьбе. Но тут я подумал, почему это я должен считать, что ход моей жизни должен всегда быть только хорошим и гладким? Кто я такой, чтобы считать свою жизнь такой важной? До меня дошло, что я был всего лишь крохотной запасной частью огромной военной машины Германии. Но к тому времени она явно застопорилась. Моя рука еще раз потянулась к пистолету. Я взял его, но потом положил на место. Мысль о самоубийстве отпала.

Неожиданно я понял, что важная часть моей жизни, безусловно, подходила к концу. Однако жизнь, хотя и при совершенно других обстоятельствах, будет продолжаться. Все еще стоило продолжать жить, но не поддаваться самому себе. Меня охватило восхитительное чувство ясности. С молитвой я ощутил уверенность в том, что Бог не оставит меня в беде и что Он будет с нами, со мной. Потом я долго размышлял о матери. Погруженный во все эти мысли, я все больше и больше отделял себя от окружавшей меня обстановки.

Появился другой санитар. Он объявил, что госпиталь сдан русским и ему приказано собрать пистолеты и награды. По его словам, два доктора и десять санитаров остались с тяжелоранеными, которых было около 800 человек. «Уже поднят белый флаг», — сказал он.

Прошел еще час. Франц Манхарт стоял у окна и сообщал нам об обстановке. Он видел, как отступала наша пехота и как все ближе и ближе подходили русские. Тем временем периодически возникали моменты тревожного спокойствия. Наконец, послышались голоса. Они приближались. Помню, что несколько раз раздался громкий возглас: «Андреев!» Это были те же самые невнятные, гортанные звуки, которые я в первый раз услышал за три года до этого под Гжатском. Эти голоса оказали на меня точно такое же воздействие, как и тогда. Обе створки двери распахнулись, и вошел первый русский. С автоматом на изготовку он стоял у двери и смотрел по сторонам. Тем временем на улице, рядом с домом, все еще падали немецкие снаряды.

Часть четвертая ПЛЕН И СВОБОДА

Апрель 1945 — апрель 1946 г.:

плен и выздоровление

На

Страстную неделю 1945 г. разрушение старинного немецкого города Данцига было завершено. Русские пришли к нам вечером 27 марта, накануне той ужасной ночи, когда Данциг и прилегающий к Висле район были охвачены пламенем. В свидетельстве очевидца говорится: «От самой Хельской косы над городом была видна стена огня и дыма высотой от трех до четырех тысяч метров». Причиной были воздушные налеты с применением фугасных и зажигательных бомб. Книга «Бесконечная агония», написанная Петером Поралла, представляет собой историческую хронику событий, происходивших в Данциге в тот роковой для города 1945 год. В разделе под названием «Огненный ад» говорится следующее:

«Температура воздуха в горящем Данциге поднялась настолько высоко, что разместить немецкие войска в городе оказалось невозможно. Таким образом, только у въезда в Данциг, между причалом Шихау и башней Оливер, включая районы Хагельсберг и Бишхофберг, была создана слабая линия обороны. В этих местах наши солдаты оказывали упорное сопротивление превосходящим силам противника. Была уверенность, что каждая минута задержки продвижения советских войск означала спасение определенного числа женщин и девушек от изнасилования. Имелась возможность, что дети и старики также смогут бежать. Фактически ежедневно удавалось переправлять тысячи людей через залив в Хелу, а оттуда через Балтийское море на менее опасный Запад. Сохранились официальные записи, из которых видно, что в общей сложности из города было вывезено 46 тысяч человек.

Вечером 27 марта русским удалось прорваться к площади Ганзаплац, а от нее еще дальше, к железнодорожному вокзалу. Наши солдаты находились на пределе своих сил. Не хватало оружия и боеприпасов. Не было пополнений. Поэтому немецкое командование приняло решение отступить сначала к Моттлау, а потом через Вислу к населенным пунктам Хебуде и Пленендорф. Красная Армия заняла Данциг.

В Страстную пятницу, 30 марта 1945 г., судьба Данцига была решена окончательно. Для жителей города и множества беженцев из Восточной Пруссии и Померании начался скорбный путь ужаса, не поддающегося описанию. Советы, а немного позже и поляки, нашли жертв мщения в невинных людях, женщинах, детях и стариках. Это осуществлялось с невообразимым зверством и жестокой силой. Никто не может даже приблизительно представить себе, через что пришлось пройти населению Данцига в это время. Тысячи униженных и избитых людей покончили с собой. Многие женщины и дети умоляли застрелить их. Целые семьи были уничтожены, застрелены или забиты насмерть только потому, что они хотели защитить своих детей от изнасилования или недостаточно быстро отдавали свои драгоценности. Убийства, грабежи и изнасилования совершались ежедневно советскими войсками и поляками, которые появились позднее. Неделями и месяцами люди умирали от голода и болезней. Такова была судьба тех, кому не удалось эвакуироваться морским путем.

В результате военных действий и совершенных Советами и поляками зверств погиб каждый четвертый житель Данцига. Во время польской оккупации их морили голодом. Они умирали в лагерях принудительного труда. Они умирали, потому что им не оказывалась помощь во время болезни. По крайней мере, таким же было число жертв среди оставшихся в Данциге беженцев из Восточной Пруссии и Померании».

О том, что Данциг был морем огня, говорится и в истории нашей дивизии. Об этом писал капитан Франц Храбровски, который, сообщая подробности о бедствиях мирных жителей, добавил следующее: «Кроме того, опасавшиеся за жизнь своих детей женщины упрашивали солдат прекратить огонь. Поэтому случалось так, что во многих местах офицерам, даже используя всю свою власть, не всегда удавалось заставить своих людей выйти из подвалов». Пораллла дополняет это свидетельством очевидца, согласно которому дезертиров рядами вешали на городских аллеях.