Жизнь и смерть в тропических и ледяных морях
Шрифт:
В то время, когда мы искали рыбу в Индийском океане, боцману “шили” дело.
“Раскаявшийся” боцман признался, что у него в другом месте на судне припрятано также около 20 кг.бронзы. Возвращаться обратно в Керчь нас не могли заставить, так как мы уже были далеко за пределами нашего родного государства. Капитан, по указанию сверху, дал указание матросу, и он нашел припрятанную бронзу (мне опять пришлось ее взвешивать). Затем он приказал перенести ее в одну из многочисленных кладовок судна, повесить замок и опломбировать.
Для смягчения своей участи, незадачливый боцман пустил в ход заграничные тряпки, купленные в предыдущих
Отделался он легким испугом, не считая материальных затрат и закрытия визы на один год. Конечно, пришлось боцману отгулять в ресторанах с нужными людьми, в результате чего ему удалось узнать, кто его предал, что являлось страшной служебной тайной. Но в нашем ушедшем в небытие государстве и не такие тайны продавались, в том числе и разведорганам вражеских стран.
Все имеет свою цену, а иногда просто через ресторан. Проспавшись утром, после обильного возлияния, боцман быстро побежал на телеграф и сообщил приятелям на судне имя предателя.
Дабы немного прояснить ситуацию, - по слухам, на некоторых судах работали стукачи, имеющие кое-какие грешки, как, например, провоз небольшой контрабанды туда или обратно. Таможенники на эти мелкие нарушения благосклонно закрывали глаза при непременном условии: провинившийся время от времени будет закладывать своих товарищей на предмет провоза контрабанды. И, как это ни прискорбно говорить, стукачи и в морском братстве завелись. К сожалению, во все времена и в любой среде находились людишки, предававшие своих товарищей, ради своих корыстных целей. Такой стукач нашелся и у нас.
Начальник радиостанции, получив радиограмму от боцмана, показал ее капитану. Капитан приказал радисту не оглашать никому ее содержания и тем более тем, кому она предназначалась, во избежание неприятностей.
А неприятности, причем очень большие, были впереди. Первым не выдержал капитан. Ничего не объясняя старпому он отстранил матроса - стукача от несения рулевой вахты в рубке послав работать его в траловую команду на палубу, от греха подальше. Мало ли, о чем говорят в рулевой рубке штурмана, а порою и сам капитан. Иной раз самые непечатные выражения идут в адрес руководителей предприятия, а порою еще и много выше.
Команда судна с интересом восприняла эту новость. Матросы, стоявшие вахту в рулевой рубке, были в основном первого класса, с хорошими рекомендациями от вышестоящего начальства. А тут, без объяснения - и в палубные матросы...
– Что-то здесь не так, - зашептались в толпе.
Радист ходил с таинственным видом. Перед заходом в инпорт случилась вообще невероятная вещь. Капитан на судовом собрании вдруг заявил, что “подарков” (кофе, чай, жевательная резинка, соки и прочее) за счет сэкономленных денег на продукты не будет. При этом он как-то странно посмотрел в ту сторону, где сидел матрос - стукач. Вытер пот со лба и, махнув рукой на возмущение команды, мол, что хотите то и делайте, только без меня - и ушел с собрания. Мы решили, что он перегрелся на солнце и продолжили прения без него, со вторым штурманом во главе. Просчитали, что можно купить на сэкономленные деньги, и на этом закончили.
При увольнении на берег непонятно за что провинившегося матроса - стукача включили в группу вместе с поварихой и буфетчицей. И он, несчастный, терпеливо таскался вместе с ними
А у остальных групп после отоваривания, то есть после скупки товаров, еще оставалось время посидеть в барах, посмаковать местное пиво и ром, рассказывая друг другу морские байки. После усиленного вливания в себя рома с пивом радист не выдержал и рассказал содержание радиограммы членам своей группы, взяв предварительное обязательство н.. никому не говорить. Через час это стало известно всей команде.
Но в это время всем было не до того. Стоянка в инпорту из-за отсутствия разрешения на взятия топлива затянулась. Валюта у всех кончилась. Члены экипажа напропалую торговали ларьковым ширпотребом, таким, как одеколон, мыло, сгущенное молоко и т.д. Народ ходил навеселе. Капитан хватался за голову. Команде запретили не только выходить в город, но и ступать на землю в порту, где стояло пришвартованное судно. Однако местные аборигены сами приходили на судно, и торговля продолжалась. На матроса - стукача никто внимания не обращал. Лишь изредка кое-кто поглядывал на него с затаенной усмешкой, мол, время твое еще придет.
Члены экипажа продали или обменяли все, что можно было продать или обменять. Кто-то взломал опломбированный замок в каптерке, где хранилась оприходованная бронза, после чего она исчезла. Пропажу свалили на местных аборигенов, влепили выговор вахтенному матросу, составили акт и на этом дело кончилось. Один из матросов ухитрился обменять судовую кошку на бутылку рома. Мы потом долго искали нашу любимицу, решив в конце концов, что она, по примеру отечественных девчонок, нашла чужеземного жениха и осталась с ним. Лишь значительно позже провинившийся матрос признался в содеянной провинности, и команда простила ему, благо причина была уважительной.
Тягостные дни ожидания кончились, и мы, получив долгожданное топливо, вышли в море. Пришло время расплаты для стукача за свершившийся грех, которому нет прощения.
Трое друзей незадачливого контрабандиста - боцмана, Герасим, Антон и Гришаня решили соблюсти форму законности и устроить ему суд, точнее самосуд, благо один из них - Гришаня, отсидел, по его словам, какой-то срок и в самосуде знал толк. Непонятно было, как он мог пройти визовую проверку и попасть в загранплавание. Скорее всего, врал. Он то и был инициатором самосуда над несчастным доносчиком.
Дождавшись шторма, Герасим, исполнявший должность боцмана, обманом завлек Серегу-стукача в боцманскую каптерку на носу судна, где не было жилых помещений, пообещав ему заменить изношенные сапоги. И тут-то они устроили ему самодеятельное “дознание”. Условия для подобного дознания были идеальными. Разбушевавшаяся стихия заглушала вопли и крики подследственного.
Индийский океан. Шторм. Фото автора.
Стукач, как и все стукачи, был трусом. Боли не выдержал и мигом “раскололся”. В конце исповеди уже в беспамятстве, обезумев от боли и страха, он упал на колени и стал биться головой о палубу, беспрестанно повторяя:” Простите братцы!”. Но братки такие вещи не прощают и, завязав ему ноги, забив кляп в рот, вытащили на палубу.