Жизнь как кино, или Мой муж Авдотья Никитична
Шрифт:
Центральное телевидение. Татьяна Пельтцер
Вскоре раздался неожиданный телефонный звонок. Звонили с телевидения.
Приятный женский голос, обратившись ко мне по имени-отчеству, представился режиссером редакции кинопрограмм Инной Давыдовной Герасимовой. Она пригласила меня на озвучивание немецкого сериала.
Я летела на Центральное телевидение как на крыльях, не испытывая ни капельки волнения, так как была абсолютно уверена в том, что уже освоила технику дубляжа. Я думала, что быстро и профессионально справлюсь с ролью, которую
В большом тон-ателье № 5 на втором этаже ЦТ был полумрак. На длинном столе, покрытом зеленым сукном, были установлены 5 микрофонов, лежали огромные наушники и объемные тексты, на титульном листе которых была написана фамилия актера и роли, которые ему надлежало озвучить.
Перед столом стояли большие мониторы — телевизоры, на которых шло изображение фильма.
Стали подходить актеры, с которыми я раньше не встречалась и которые впоследствии стали моими большими друзьями: Людмила Гнилова, Всеволод Абдулов, Юрий Пузырев, Артем Карапетян.
Режиссер, звукорежиссер и редактор находились в соседней комнате, изолированной от тон-ателье мощной дверью и большим звуконепроницаемым стеклом.
Общение режиссера с актерами происходило через наушники и микрофон. Последовала команда режиссера: «Начали!»
Мама дорогая, что тут началось! Перед моими глазами мелькали кадры кинофильма, в наушниках звучала немецкая речь, при появлении в кадре «твоей» героини надо было успеть перевернуть страницу и прочитать русский текст. Чтобы не пропустить реплику своей героини, надо было просматривать весь текст. Но как возможно одновременно смотреть и в текст, и в телевизор, я не понимала. Это был какой-то дурдом! Я не успевала сказать свой текст, как мне «на пятки наступал» Карапетян или Пузырев.
Я, Людвиг и актриса Людмила Гнилова во дворе «Видеофильма». 2000 год
«Ну, попала я!» Да это же не имеет ничего общего с дубляжом, где на большом экране медленно крутится одна и та же сцена или эпизод, которые можно отрепетировать и из всех дублей режиссер выберет лучшее. Теперь дубляж, по сравнению с озвучиванием, казался мне просто курортом. «Нет, с этим мне не справиться, — решила я, хотела извиниться и уйти. Но другие актеры с легкостью успевали. Люся Гнилова вообще не смотрит ни в текст, ни на экран, а вяжет свитер своему мужу-красавчику Александру Соловьеву и все успевает вовремя сказать. — Значит, все приходит с опытом…»
Я собрала в кулак всю свою волю, стараясь не проворонить свой текст.
— Стоп! — загремел в наушниках голос Инны Давыдовны. — Элеонора Болеславовна, вы разобрались с текстом? Тогда пишем!
Я старалась изо всех сил, но Инна Давыдовна снова остановила запись:
— Элеонора Болеславовна! Вы что, не слышите, что ваши героини мать и дочь говорят между собой разными голосами? Пожилая мать и молодая дочь. У нас, конечно, не дубляж, но я попрошу вас «отбиваться» голосом, сохраняя при этом характер героя!
Я еле-еле успевала переворачивать страницы и прочитать вовремя свой текст, а режиссер еще требует от меня говорить сама с собой разными голосами!
Инна Давыдовна Герасимова (слева) режиссер центрального телевидения, с дочерью и внуком
— Стоп, стоп! — раздался в наушниках голос Инны Давыдовны. — Слышно, как вы, Элеонора Болеславовна, шелестите страничками. Пишем сцену матери и дочери еще раз!
Я начинала тихо ненавидеть Инну Давыдовну. Наконец объявили перерыв на обед.
Смена озвучания продолжалась с 10 утра до 21 часа, с двумя перерывами на обед и на ужин.
Все дружно пошли в столовую на седьмой этаж, где кормили вкусно и недорого.
После обеда шли пить кофе, натуральный экспресс-кофе с пирожными-мини по 10 копеек, выпекающимися тут же.
Запах в кафе на первом этаже стоял одурманивающий. Во время обеда я увидела Инну Давыдовну вблизи: это была немолодая, полная женщина, с коротко стриженными волосами с проседью и с необыкновенно большими красивыми, как у лани, глазами.
Меня поразило тогда, как бедно она была одета: выношенная, растянутая кофта, простая юбка, явно сшитая своими руками, смятая сзади от сидения «в гармошку» и… на ногах старые, стоптанные на мизинец кроссовки.
В столовой Инна Давыдовна обычно брала только суп или одно второе блюдо. В полиэтиленовые пакетики она складывала нарезанную колбасу, сыр, пирожки. «Это моим детям, дочке Машеньке, она заканчивает иняз, и ее сыночку Волечке, ему два года».
Инна Давыдовна никогда никому из нас не позволяла угостить ее 10-копеечной чашкой кофе. Она была очень педантичной в этом вопросе.
Как я узнала позже, Инна Давыдовна выросла в интеллигентной семье потомственных юристов. Ее родной племянник известный адвокат Генри Резник.
В общении она была веселым, добрым, тактичным человеком, но в работе была жесткая и чрезмерно требовательная, доводя актеров порой до изнеможения. Иногда кто-нибудь из нас терял самообладание. Юрий Пузырев в такие минуты с силой бросал на стол свои очки, вставал и уходил курить.
Но Инна Давыдовна не реагировала на подобные знаки «протеста» и стояла на своем. Она изматывала нас, скрупулезно отрабатывая каждый эпизод, каждую реплику, добиваясь в итоге блистательного результата.
Доставалось нам и от редактора Марии Старостиной, которая, как цербер, следила за каждым произнесенным нами словом. В период проводимой Михаилом Горбачевым антиалкогольной компании был строжайший приказ Председателя Гостелерадио Лапина вырезать из телефильмов эпизоды с употреблением алкоголя.
В фильме, который мы озвучивали, была сцена, где герои выпивали. Сцена была ключевая и вырезать ее было нельзя, так как в ней рассорившиеся молодожены мирятся, поднимая бокалы с вином за свою любовь.