Жизнь как кино, или Мой муж Авдотья Никитична
Шрифт:
В отредактированном редактором Старостиной тексте была реплика: «Дорогая, выпьем кофе за нашу любовь!»
Сева Абдулов возмутился:
— Маша, это бред! У них же в руках бокалы с вином!
— Это не обсуждается! — отрезала Старостина. — Читайте то, что написано в тексте!
Работа на Центральном телевидении теперь составляла смысл моей жизни. Благодаря урокам, преподанным мне Инной Давыдовной, моим «музыкальным ушам» и диапазону голоса я быстро освоила технику «отбивания» голосом одной героини от другой. Мне даже удалось озвучить
Я с удовольствием смотрела по ТВ первого канала озвученные нами скучные социальные фильмы в ожидании титров в финале: «Фильм озвучивали актеры…»
…Инна Давыдовна начинала озвучивание трехсерийного болгарского фильма. На главную роль матери героя-моряка она впервые решила пригласить народную артистку СССР Татьяну Пельтцер с ее неповторимым, чуть дрожащим голосом.
Мы с волнением ожидали появления в тон-ателье Татьяны Ивановны, нашей любимой, выдающейся актрисы.
Она стремительно вошла в студию, худощавая, подвижная, в модном седом паричке.
Мы встали ей навстречу.
Вскинув вперед руки, она пафосно произнесла: «Здравствуй, племя молодое, незнакомое!» — и, обратившись к Инне Давыдовне, спросила: — «А зачем это вам старуха понадобилась? Вон какие красавцы тут у вас!» — Она кокетливо наклонила голову. На ее лице блеснула лукавая улыбка.
Инна Давыдовна развела руками: «Подмога нужна молодым».
Татьяну Ивановну усадили за длинный стол, разложили перед ней текст, установили микрофон и надели на голову огромные тяжелые наушники.
Инна Давыдовна объяснила ей, что в наушниках будет звучать болгарская речь, изображение будет в телевизоре, а ей нужно будет читать русский текст за мать своего сына. Рядом расположился «сын», любимый актер Инны Давыдовны Юрий Пузырев.
— Да знаю я технику этого дела, запускайте кино! — сказала Татьяна Ивановна.
Сцена матери с сыном прошла, но Пельтцер не сказала ни слова.
— Инночка, я что-то не пойму, а разве вы не кольцами дублируете?
— Нет, Татьяна Ивановна, большими сценами. У нас не дубляж, а закадровое наложение текста, так называемое озвучивание, при котором надо уложить русский текст в отрезок реплики зарубежного актера и обязательно сохранить характер своего героя.
— Ну, поняла, чего ж тут не понять, давайте репетировать, — Пельтцер поправила на голове наушники, которые сползали в сторону.
— Начали!
— Минуточку, Инночка! Хочу уточнить: в наушниках — болгарская речь, смотреть на изображение в телевизоре и в это же время читать русский текст? Да? Но как я могу одновременно смотреть в телевизор и читать текст?! С ума можно сойти! Ну, давайте попробуем, запускайте это ваше болгарское кино!
Сцену пускали уже в третий раз. Пельтцер не успевала
— Остановите запись! — крикнула она. — Я не успеваю перекладывать страницы. Какой-то сумасшедший темп! И потом, эти дурацкие наушники, черт бы их побрал. Сдавливают голову и лезут куда-то вверх. Попробуем еще раз! Давайте репетировать.
— Татьяна Ивановна! Может быть, попробуем записать? — загремело в наушниках.
— Инночка, умоляю, говорите потише! Что же вы так орете? Оглохнуть можно!
— Извините, Татьяна Ивановна! Я постараюсь потише. Тишина в студии! Мотор! — так же прогремело в наушниках Пельтцер.
— Стоп, стоп! Извините, Татьяна Ивановна, но слышно, как вы перелистываете странички. Попрошу еще раз!
Была записана уже почти половина сцены, как вдруг Юрий Пузырев оговорился: «Извините, пожалуйста! Но очень неудобное для произношения словосочетание. А нельзя переставить эти междометия местами?» — обратился он к редактору.
— Нет, нельзя! Текст отредактирован и утвержден главным редактором!
— Ну, тогда пишем еще раз! — Пузырев явно расстроился и опять оговорился на том же самом месте. — Ну все, заклинило! — Он в сердцах швырнул очки на стол. — Извините, я перекурю!
Пельтцер вышла из студии и подошла к Инне Давыдовне.
— Инночка! А давайте писать с того места, где у Юры «заклинило», мы же записали уже почти половину сцены!
— Вообще-то можно, но, к сожалению, звукорежиссер отмотала пленку на начало сцены, стерев все, что вы записали.
— Как отмотала?! Почему?! Черт знает что. Попробовала бы сама записать! Это адский труд.
На следующем дубле «споткнулась» Пельтцер: «Конечно! Я выбилась! Я расстроилась, что звукорежиссер стерла хорошую запись!»
— Татьяна Ивановна, ну извините, не расстраивайтесь, прошу вас! Ну вы же гениальная актриса, для вас такая работа — это «семечки». Давайте запишем еще раз, — уговаривала ее Инна Давыдовна.
Наконец сцена была записана.
Пельтцер перекрестилась: «Слава Богу!» и встала было со своего места, как Инна Давыдовна ее и Пузырева остановила:
— Минуточку, не расходитесь! У меня возникло сомнение, что Пузырев неправильно сказал «друг с другом».
— А как я сказал?
— А вот мы сейчас все вместе и послушаем… Так и есть, вы сказали «с друг с другом».
— Да не может быть!
— Ну, послушайте еще раз… Убедились? Так что, извините, Татьяна Ивановна, но вторую половину сцены, прямо с этого места, придется переписать. Мотор!
— Стоп, стоп! Татьяна Ивановна, миленькая, опять слышно, как вы шелестите страничками. Пишем еще раз!
— Стоп! Татьяна Ивановна! Смеяться не нужно! Вы не забыли, что у нас — не дубляж, а закадровое наложение русского текста? Мы оставляем фоном «родную» фонограмму. Так что — ни вздохов, ни ахов, ни смеха! Прошу еще раз!