Жизнь как кино, или Мой муж Авдотья Никитична
Шрифт:
Меня она пригласила только потому, что по редакции разнесся слух, что есть «недорогая» актриса, которая «может все». Однако на просмотре фильма уточнила: «Женских ролей много. Потянешь? Ну, давай!» В обеденный перерыв Клена распорядилась: «Мальчики, мне что, надо вам напоминать, что сегодня у нас начало работы? Сгоняйте в „стекляшку“!»
Так назывался винный магазин рядом с ЦТ.
Актеры «сбрасывались» и направляли в «стекляшку» гонца.
— Девочки, сбросьтесь по трешке и быстро в кафе за бутербродами, по два на брата. И водички захватите.
Обычно больше одного рубля на обед и на кофе я не тратила, а здесь сразу трешку! «Это же полтора килограмма мяса! — мелькнуло у меня в голове. — Ну ладно, сегодня — особый случай», — успокаивала я себя.
Одновременно со мной в тон-ателье появился «гонец» с водкой. Все встретили нас дружным «о-о-о!» Все было готово к распитию.
На рояле, зачехленном серым стеганым покрывалом, были разложены отписанные странички текста чистой стороной вверх и стояли граненые стаканы, хранившиеся за драпировкой.
— Дверь закройте, а то тут пожарники шастают, — распорядилась Клена.
Всеволод Ларионов начал разливать водку всем поровну.
— Ой, мне один глоток. Чисто символически. Я вообще-то водку не пью. — Я прикрыла стакан ладошкой.
— Ну, конечно! — Клена отвела мою руку в сторону. — Кто это начал сегодня работать в моей команде? С тебя по большому счету требовалась бутылка «за прописку».
— Правильно! — поддержал ее Ларионов, доливая мне водки в стакан.
Я отпила обжигающей жидкости и быстро зажевала бутербродом с жирной грудинкой.
— Не вовремя выпитая вторая… — Клена не договорила и посмотрела на меня. — А почему твой стакан не пустой?
— Я допью, но я сразу столько не могу…
— Через не могу! — перебила меня Клена.
Раздались тосты: «За Кленочку! За нашу кормилицу!»
— Ну что, перекурим это дело? — предложила Клена.
Все вышли в коридор и столпились вокруг забросанной окурками урны. Я не курила, стояла, прислонившись к стене, балдея от выпитой водки, густого табачного дыма и громко хохотала над анекдотами и разными актерскими хохмами. «Какая я счастливая! Как мне повезло, что Клена взяла меня в свою команду!»
— Ну все, пошли работать! Стаканы спрячь за драпировку. Они нам еще пригодятся! — приказала Клена.
Я села к микрофону. Состояние подъема и веселья сменилось у меня состоянием хмельной тяжести: каждую минуту я зевала, меня клонило в сон, движения были замедлены, язык плохо слушался, а итальянское кино казалось мне серым и неинтересным.
— Элла, не спи, замерзнешь, — прогремел в наушниках голос Клены. — Я тебя не слышу! Твой голос в жопе!
На второй перерыв, на ужин, Клена предложила: «А может „сухенца“? Заполируем это дело!»
Чтобы как-то загладить перед Людвигом свою вину за выпитое спиртное, я позвонила ему и сказала, что купила в кафе его любимые пирожные — трубочки.
Людвиг открыл мне дверь и отшатнулся от меня: «Да ты нетрезвая, прокуренная, где ты была?»
— На работе! Мы отмечали премьеру! И ты должен не отчитывать
Людвиг поинтересовался:
— А почему ты без шапки и где обещанные трубочки?
— Я все нечаянно оставила в такси…
Проснулась я от головной боли и от страшной жажды. Было темно. Я босиком прошлепала на кухню и посмотрела на часы: половина четвертого утра. Выпив залпом два стакана воды из-под крана, я вернулась в постель. Однако, как ни старалась, уснуть не могла. В голове крутились уже совсем несмешные обрывки анекдотов и навязчивое и обидное: «Элла, твой голос в жопе». Я пыталась вспомнить, как мы с Сашей Белявским записали сцену прощания Франчески с Роберто, но так и не смогла.
Утром я встала абсолютно разбитая и дала себе слово, что больше этой отравы в рот не возьму. Но попойки становились системой.
На следующей записи все собрались вовремя, кроме Александра Белявского. Он почему-то опаздывал, что было на него совсем не похожим: пунктуальный, дисциплинированный, этот талантливый артист с неповторимым тембром голоса всегда являлся на запись одним из первых.
Появился он минут через двадцать в грязных джинсах, небритый, в грязных кроссовках и с грязными руками. В руках он держал бутылку рислинга. Откупорив, он залпом опустошил ее, за что тут же получил прозвище: «горнист». — Вчера с рабочими на даче целый день фундамент ставили. Потом весь вечер до утра «обмывали». Не спал ни секунды. Давайте быстрее работать, пока я могу, — объяснил свое опоздание Белявский.
Вскоре «заряд» от бутылки сухого вина вышел, он растянулся на стеганом чехле рояля и заснул.
— Плохо нашему мальчонке. Надо его подлечить, — сказала Клена.
— Намек поняли, сейчас сгоняем!
Актеры «сбросились». С Клены денег никогда не брали.
— А пока Сашка спит, мы запишем сцену Франчески с Роберто с Ларионовым.
— Как?! — Я чуть со стула не упала. — У них же с Белявским совсем разные голоса! Это же будет слышно!
— Во-первых, не суй свой нос в мои дела, а во-вторых, телезрители — дураки. Им все равно, какие там голоса звучат. От винта!
Через два часа Белявский, отдохнув, сел за пульт и с блеском, своим красивым голосом продолжал озвучивать роль Роберто.
В обеденный перерыв опять разлили по стаканам водку, которую принесли гонцы.
— Не могу, мне плохо от нее. — Я убрала свой стакан с рояля.
— А ну, поставь на место! Ей «плохо»! А нам, думаешь, хорошо? Ты не отбивайся от коллектива и не ставь себя лучше и выше всех! Будь, как все!..
Наутро я не могла оторвать голову от подушки: меня тошнило, бешено билось сердце, дрожали руки, на лбу выступал холодный пот. Было так плохо, что жить не хотелось. Где-то я слышала, что «клин клином вышибают», то есть чтобы привести организм в норму — надо выпить, опохмелиться. У меня был выходной день, и я решила попробовать «подлечиться» вином. Опохмеляются только алкоголики. «Я что, спиваюсь?» — подумала я.