Жизнь Клима Самгина (Часть 1)

Горький Максим

– Отвезите меня в больницу...

– Не верю я, что он сошел с ума, - громко сказала Варвара.
– Не люблю его и не верю.

Пришла Лидия, держась руками за виски, молча села у окна. Клим спросил: что нашел доктор? Лидия посмотрела на него непонимающим взглядом; от синих теней в глазницах ее глаза стали светлее. Клим повторил вопрос.

– Помяты ребра. Вывихнута рука. Но - главное - нервное потрясение... Он всю ночь бредил: "Не давите меня!" Требовал, чтоб разогнали людей дальше друг от друга. Нет, скажи - что же это?

–

Навязчивая идея, - сказал Клим. Девушка снова взглянула на него, не понимая, затем сказала:

– Я - не о том. Не о нем. Впрочем, не знаю, о чем я.

– Он и раньше был ненормален, - настойчиво заметил Самгин.

– Что тут нормально? Что вот люди давят друг друга, а потом играют на гармонике? Рядом с нами до утра играли на гармонике.

Вошел Макаров, обвешанный пакетами, исподлобья посмотрел на Лидию:

– Вы - спали?

Не взглянув на него, не ответив, она продолжала пониженным голосом:

– Нормально - это когда спокойно, да? Но ведь жизнь становится все беспокойнее.

– Нормальный организм требует устранения нездоровых и неприятных раздражений, - сердито заворчал Макаров, развязывая пакеты с бинтами, ватой.
– Это - закон биологии. А мы от скуки, от безделья встречаем нездоровые раздражения, как праздники. В том, что некоторые полуидиоты...

Лидия вскочила, подавленно крикнув:

– Не смейте говорить так при мне!

– А без вас - можно?

Она убежала в комнату Варвары.

– Склонность к истерии, - буркнул Макаров вслед ей.
– Клим, пойдем, помоги мне поставить компресс.

Диомидов поворачивался под их руками молча, покорно, но Самгин заметил, что пустынные глаза больного не хотят видеть лицо Макарова. А когда Макаров предложил ему выпить ложку брома, Диомидов отвернулся лицом к стене.

– Не стану. Уйдите.

Макаров уговаривал неохотно, глядя в окно, не замечая, что жидкость капает с ложки на плечо Диомидова. Тогда Диомидов приподнял голову и спросил, искривив опухшее лицо:

– За что вы меня мучаете?

– Надо выпить, - равнодушно сказал Макаров. В глазах больного мелькнули синие искорки. Он проглотил микстуру и плюнул в стену.

Макаров постоял над ним с минуту, совершенно не похожий на себя, приподняв плечи, сгорбясь, похрустывая пальцами рук, потом, вздохнув, попросил Клима:

– Скажи Лидии, что ночью буду дежурить я... Ушел. Диомидов лежал, закрыв глаза, но рот его открыт и лицо снова безмолвно кричало. Можно было подумать: он открыл рот нарочно, потому что знает: от этого лицо становится мертвым и жутким. На улице оглушительно трещали барабаны, мерный топот сотен солдатских ног сотрясал землю. Истерически лаяла испуганная собака. В комнате было неуютно, не прибрано и душно от запаха спирта. На постели Лидии лежит полуидиот. "Может быть, он и здоровый лежал тут..." Клим вздрогнул, представив тело Лидии в этих холодных, странно белых руках. Он встал и начал ходить по комнате, бесцеремонно

топая; он затопал еще сильнее, увидав, что Диомидов повернул к нему свой синеватый нос и открыл глаза, говоря:

– Я не хочу, чтоб он дежурил, пусть Лидия... Я его не люблю...

Клим Самгин подошел к нему и, вытянув шею, грозя кулаком, тихонько сказал:

– Молчи, ты... блаженная вошь!..

Клим в первый раз в жизни испытывал охмеляющее наслаждение злости. Он любовался испуганным лицом Диомидова, его выпученными глазами и судорогой руки, которая тащила из-под головы подушку, в то время как голова притискивала подушку все сильнее.

– Молчи! Слышишь?
– повторил он и ушел.

Лидия сидела в столовой на диване, держа в руках газету, но глядя через нее в пол.

– Что он?

– Бредит, - находчиво сказал Клим.
– Боится кого-то, бредит о вшах, клопах...

Испугав хоть и плохонького, но все-таки человека, Самгин почувствовал себя сильным. Он сел рядом с Лидией и смело заговорил:

– Лида, голубушка, все это надо бросить, все это - выдумано, не нужно и погубит тебя.

– Ш-ш, - прошептала она, подняв руку, опасливо глядя на двери, а он, понизив голос, глядя в ее усталое лицо, продолжал:

– Уйди от больных, театральных, испорченных людей к простой жизни, к простой любви...

Говорил он долго и не совсем ясно понимая, что говорит. По глазам Лидии Клим видел, что она слушает его доверчиво и внимательно. Она даже, как бы невольно, кивала головой, на щеках ее вспыхивал и гас румянец, иногда она виновато опускала глаза, и все это усиливало его смелость.

– Да, да, - прошептала она.
– Но - тише! Он казался мне таким... необыкновенным. Но вчера, в грязи... И я не знала, что он - трус. Он ведь трус. Мне его жалко, но... это - не то. Вдруг - не то. Мне очень стыдно. Я, конечно, виновата... я знаю!

Она нерешительно положила руку на плечо ему:

– Я все ошибаюсь. Вот и ты не такой, как я привыкла думать...

Клим попробовал обнять ее, но она, уклонясь, встала и, отшвырнув газету ногой, подошла к двери в комнату Варвары, прислушалась.

Со двора, в открытое окно, навязчиво лез унылый свист дудок шарманки. Влетел чей-то завистливый и насмешливый крик:

– Эх, и заработают же гробовщики сладкую денежку!

– Спит, должно быть, - тихо сказала Лидия, отходя от двери.

Клим деловито заговорил о том, что Диомидова необходимо отправить в больницу.

– А тебе, Лида, бросить бы школу. Ведь все равно ты не учишься. Лучше иди на курсы. Нам необходимы не актеры, а образованные люди. Ты видишь, в какой дикой стране мы живем.

И он указал рукою на окно, за которым шарманка лениво дудела новую песнь.

Лидия задумчиво молчала. Прощаясь с ней, Самгин сказал:

– Ты все-таки помни, что я тебя люблю. Это не налагает на тебя никаких обязательств, но это глубоко и серьезно.