Жизнь Клима Самгина (Часть 3)
Шрифт:
– Встречались, - напомнил Самгин. Литератор взглянул в лицо его, потом - на ноги и согласился:
– Ах, да, как же!
– Потом, зажигая папиросу о спичку и, видимо, опасаясь поджечь бороду себе, сказал:
– Я понимаю так, что это - одной линии с хлыстами.
– Хлыстов - попы выдумали, такой секты нет, - равнодушно сказала Марина и, ласково, сочувственно улыбаясь, спросила Лидию: - Не удалось у тебя сегодня?
– Этот... Терентьев!
– гневно прошептала Лидия, проглотив какое-то слово.
– И всегда, всегда он придумает что-нибудь неожиданное и грязное.
–
– Мерзавец.
– Но - какая ужасная женщина!
– Несимпатична, - согласилась Марина, демонстративно отмахиваясь от дыма папиросы, - литератор извинился и спрятал папиросу за спину себе.
Лидия, вздохнув, заметила:
– Рассказала она хорошо.
– Об ужасах всегда хорошо рассказывают, - лениво проговорила Марина, обняв ее за плечи, ведя к двери.
– Это - очень верно!
– согласился Кормилицын и выразил сожаление, что художественная литература не касается сектантского движения, обходит его.
– Не совсем обошла, некоторые - касаются, - сказала Марина, выговорив слово "касаются" с явной иронией, а Самгин подумал, что все, что она говорит, рассчитано ею до мелочей, взвешено. Кормилицыну она показывает, что на собрании убогих людей она такая же гостья, как и он. Когда писатель и Лидия одевались в магазине, она сказала Самгину, что довезет его домой, потом пошепталась о чем-то с Захарием, который услужливо согнулся перед нею.
На улице она сказала кучеру:
– Поезжай за мной.
"Следовало сказать: за нами", - отметил Самгин.
Пошли пешком, Марина говорила:
– Не люблю этого сочинителя. Всюду суется, все знает, а - невежда. Статейки пишет мертвым языком. Доверчив был супруг мой, по горячности души знакомился со всяким... Ну, что же ты скажешь о "взыскующих града"?
Самгин сказал, что он ничего не понял.
– Да, мутновато! Читают и слушают пророков, которые пострашнее. Чешутся. Души почесывают. У многих душа живет под мышками.
– И, усмехнувшись, она цинично добавила, толкнув Клима локтем:
– А у баб - гораздо ниже.
Он сказал, нахмурясь, что все более не понимает ее.
– А Лидию понял?
– спросила она.
– Разумеется - нет. Трудно понять, как это дочь прожектера и цыганки, жена дегенерата из дворян может превратиться в ханжу, на английский лад?
– Вот как ты сердито, - сказала Марина веселым голосом.
– Такие ли метаморфозы бывают, милый друг! Вот Лев Тихомиров усердно способствовал убийству папаши, а потом покаялся сынку, что - это по ошибке молодости сделано, и сынок золотую чернильницу подарил ему. Это мне Лидия рассказала.
Проводив Клима до его квартиры, она зашла к Безбедову пить чай. Племянник ухаживал за нею с бурным и почтительным восторгом слуги, влюбленного в хозяйку, счастливого тем, что она посетила его. В этом суетливом восторге Самгин чувствовал что-то фальшивое, а Марина добродушно высмеивала племянника, и было очень странно, что она, такая умная, не замечает его неискренности.
Пожелав взглянуть, как Самгин устроился, она обошла комнаты и сказала:
– Ну, что ж? Все - есть, только женщины не хватает.
– Нимало.
– То-то. А если беспокоит - скажи, я его утихомирю. Скучаешь?
Заботливые и ласковые вопросы ее приятно тронули Самгина; он сказал, что хотя и не скучает, но еще не вжился в новую обстановку.
– Ну, конечно, - сказала Марина, кивнув головой.
– Долго жил в обстановке, где ко всему привык и уже не замечал вещей, а теперь все вещи стали заметны, лезут в глаза, допытываются: как ты поставишь нас?
– Это надо понимать аллегорически?
– спросил он, усмехаясь.
– Как хочешь, - ответила она тоже с улыбкой. Ее спокойное лицо, уверенная речь легко выжимала и отдаляла все, что Самгин видел и слышал час тому назад.
– Везде, друг мой, темновато и тесно, - сказала она, вздохнув, но тотчас добавила:
– Только внутри себя светло и свободно. Тут Самгин пожаловался: жизнь слишком обильна эпизодами, вроде рассказа Таисьи о том, как ее истязали; каждый из них вторгается в душу, в память, возбуждает...
– Вопросы, на которые у нас нет иных ответов, кроме книжных, пренебрежительно закончила Марина его фразу.
– А ты - откажись от вопросов-то, замолчи вопросы, - посоветовала она, усмехаясь, прищурив глаза.
– Ваш брат, интеллигент, привык украшаться вопросами для кокетства друг перед другом, вы ведь играете на сложность: кто кого сложнее? И запутываете друг друга. Вопросы-то решаются не разумом, а волей... Вот французы учатся по воздуху летать, это - хорошо! Но это - воля решает, разум же только помогает. И по земле свободно ходить тоже только воля научит.
– Она тихонько засмеялась, говоря: - Я бы вот вопрос об этой великомученице просто решила: сослала бы ее в монастырь подальше от людей и где устав построже.
– Сурово, но справедливо, - согласился Самгин и, вспомнив мстительный голос сестры Софьи, спросил: кто она?
– Дочь заводчика искусственных минеральных вод. Привлекалась к суду по делу темному: подозревали, что она отравила мужа и свекра. Около года сидела в тюрьме, но - оправдали, - отравителем оказался брат ее мужа, пьяница.
Сидя за рабочим столом Самгина, она стала рассказывать еще чью-то историю - тоже темную; Самгин, любуясь ею, слушал невнимательно и был очень неприятно удивлен, когда она, вставая, хозяйственно сказала:
– Срок платежа кончается в июне, значит, к этому времени ты купишь эти векселя от лица Лидии Муромской. Так? Ну, а теперь простимся, завтра я уезжаю, недельки на полторы.
Когда он наклонился поцеловать ее руку, Марина поцеловала его в лоб, а затем, похлопав его по плечу, сказала, как жена мужу:
– Не скучай!
Губы у нее были как-то особенно ласково горячие, и прикосновение их кожа лба ощущала долго.
Вспоминая все это, Самгин медленно шагал по комнате и неистово курил. В окна ярко светила луна, на улице таяло, по проволоке телеграфа скользили, в равном расстоянии одна от другой, крупные, золотистые капли и, доскользнув до какой-то незаметной точки, срывались, падали. Самгин долго, бессмысленно следил за ними, насчитал сорок семь капель и упрекнул кого-то: