Жизнь Клима Самгина. "Прощальный" роман писателя в одном томе
Шрифт:
— В семь.
— Вы считали?
— Солдат говорил дерзко, — это не подобает солдату. Я сам — военный.
— Кондуктор, — почему нет огня?
— Провода порваны, ваше благородие. Вошел Крэйтон, сел на диван и сказал, покачивая головою:
— Ваши соотечественники — фаталисты. Самгин промолчал, оправляя постель, — в коридоре бас высокого человека умиротворенно произнес:
— Что ж, господа: возблагодарим бога за то, что остались живы, здоровы…
— Скоро Уфа.
Зевнув, заговорил Крэйтон:
— Вы напрасно бросаете револьвер так.
— Я бросил на мягкое, — сердито отозвался Самгин, лег и задумался о презрении некоторых людей ко всем остальным. Например — Иноков. Что ему право, мораль и все, чем живет большинство, что внушается человеку государством, культурой? «Классовое государство ремонтирует старый дом гнилым деревом», — вдруг вспомнил он слова Степана Кутузова. Это было неприятно вспомнить, так же как удачную фразу противника в гражданском процессе. В коридоре всё еще беседовали, бас внушительно доказывал:
— Вы же видите: Дума не в силах умиротворить страну. Нам нужна диктатура, надо, чтоб кто-нибудь из великих князей…
— Вы дайте нам маленьких, да умных!
— Господа! Все так переволновались, а мы мешаем спать.
— Очень умно сказано, — проворчал Крэйтон и закрыл купе.
Самгин уснул и был разбужен бешеными криками Крэйтона:
— Вы не имете права сдерживать меня, — кричал он, не только не заботясь о правильности языка, но даже как бы нарочно подчеркивая искажения слов; в двери купе стоял, точно врубленный, молодой жандарм и говорил:
— Не приказано.
— Но я должен давать несколько телеграмм — понимаете?
— Никого не приказано выпускать, — и обратился к Самгину: — Объясните им: поезд остановлен за семафором, вокзал — дальше.
— Вы слышите? Не позволяют давать телеграмм! Я — бежал, скочил, может быть, ломал ногу, они меня схватали, тащили здесь — заткнули дверь этим!
Размахивая шляпой, он указал ею на жандарма; лицо у него было серое, на висках выступил пот, челюсть тряслась и глаза, налитые кровью, гневно блестели. Он сидел на постели в неудобной позе, вытянув одну ногу, упираясь другою в пол, и рычал:
— Вы должны знать, когда вы арестуете! Это — дикость! Я — жалуюсь! Я протестую моему послу Петербург!
— Успокойтесь! — посоветовал Самгин. — Сейчас выясним — в чем дело?
Поглаживая ногу, Крэйтон замолчал, и тогда в вагоне стало подозрительно тихо. Самгин выглянул из-под руки жандарма в коридор: двери всех купе были закрыты, лишь из одной высунулась воинственная, ершистая голова с седыми усами; неприязненно взглянув на Самгина, голова исчезла.
«Чертовщина какая-то», — подумал Самгин и спросил жандарма: в чем дело?
— Проверка документов, — вежливо и тихо ответил жандарм. — Поезд был остановлен автоматическим тормозом из этого вагона. Сосед ваш думали, что уже вокзал, спрыгнули, ушибли ногу и — сердятся.
— Ногу я сломил! — вновь зарычал Крэйтон. — Это я тоже буду протестовать. Она была немножко сломлен, раньше года, но — это ничего!
Жандарм посторонился, его место заняли чернобородый офицер и судейский
— Разрешите заявить, господа, наши искренние извинения за причиняемое вам беспокойство…
Крэйтон, махнув на него шляпой, зарычал сквозь зубы:
— О, нет! Это меня не… удовлетворяет. Я — сломал ногу. Это будет материальный убиток, да! И я не уйду здесь. Я требую доктора… — Офицер подвинулся к нему и стал успокаивать, а судейский спросил Самгина, не заметил ли он в вагоне человека, который внешне отличался бы чем-нибудь от пассажира первого класса?
— Нет, — сказал Самгин.
— И ночью, перед тем, как поезд остановился между станциями, не слышали шума около вашей двери?
— Я — проснулся, когда поезд уже стоял, — ответил Самгин, а Крэйтон закричал:
— Я — тоже спал, да! Я был здоровый человек и хорошо спал. Теперь вы сделали, что я буду плохо спать. Я требую доктора.
Офицер очень любезно сказал ему, что сейчас поезд подойдет к вокзалу.
— И железнодорожный врач — к вашим услугам.
— О, благодарю! Но предпочел бы, чтоб в его услугах нуждались вы. Здесь есть наш консул? Вы не знаете? Но вы, надеюсь, знаете, что везде есть англичане. Я хочу, чтоб позвали англичанина. Я тут не уйду.
Судейский продолжал ставить перед Самгиным какие-то пустые вопросы, потом тихонько попросил его:
— Вы успокойте вашего соседа, а то он своей истерикой вызовет внимание публики, едва ли приятное для него и для вас.
Самгин хотел сказать, что не нуждается в заботах о нем, но — молча кивнул головой. Чиновник и офицер ушли в другое купе, и это несколько успокоило Крэйтона, он вытянулся, закрыл глаза и, должно быть, крепко сжал зубы, — на скулах вздулись желваки, неприятно изменив его лицо.
Через несколько минут поезд подошел к вокзалу, явился старенький доктор, разрезал ботинок Крэйтона, нашел сложный перелом кости и утешил его, сказав, что знает в городе двух англичан: инженера и скупщика шерсти. Крэйтон вынул блокнот, написал две записки и попросил немедленно доставить их соотечественникам. Пришли санитары, перенесли его в приемный покой на вокзале, и там он, брезгливо осматриваясь, с явным отвращением нюхая странно теплый, густой воздух, сказал Самгину:
— Приятное путешествие наше сломано, я очень грустно опечален этим. Вы едете домой, да? Вы расскажете все это Марина Петровна, пусть она будет смеяться. Это все-таки смешно!