Жизнь мальчишки (др. перевод)
Шрифт:
Весело трещал костер. Бен вытащил из своего рюкзака пачку сосисок, которыми его снабдила мама. Мы наломали моментально палочек и со вкусом принялись жарить их на костре. Вне освещенного круга от нашего костра стояла непроглядная тьма, в которой не обитало ничего, кроме поблескивавших светляков на деревьях. Дыхание ветра шевелило вершины, и где-то наверху, между листвой, при желании можно было разглядеть полоску Млечного Пути, пересекавшую небо.
В лесном уединении наши голоса звучали особенно тихо, потому что окружающий мир требовал уважения. Мы поболтали о бедственном положении, в котором оказалась наша младшая лига,
Где-то вдали заухала сова. Некоторое время Дэви Рэй воодушевленно рассказывал нам о новых похождениях Первоснега, который, должно быть, бродил где-то в том же лесу, что и мы, слышал те же самые звуки, что и мы, и чувствовал те же запахи. Наверняка олень слышал эту сову. Бен завел нудный разговор о том, что скоро начнется школа и что там нас ждет, но на него шикнули, чтобы он не портил настроение. Лежа на спине, мы смотрели, как гаснут угли костра, потом принялись глядеть на звезды, разговаривая о том, какой он, наш Зефир, и что за люди в нем живут. Наш городок воистину волшебный, согласились мы. Печать волшебства лежит и на нас, потому что мы тут родились.
Чуть позже, когда костер совсем погас и от него остались только переливы мелких искр, сова умолкла, а теплый нежный ветерок принес сладковатый дух дикой вишни, мы стали охотиться в небе за длинными яркими полосками падающих звезд, что с шипением проносились над нами и рассыпались искрами золота и лазури. Но и это шоу скоро закончилось. Мы молча лежали, думая каждый о своем. Наконец Дэви Рэй сказал:
— Слышь, Кори? Может, расскажешь нам какую-нибудь историю?
— Не знаю, — отозвался я. — Что-то ничего не идет в голову.
— Подумай, может, что-нибудь проклюнется, — не унимался Дэви Рэй. — Хорошо, Кори? Мы подождем, если нужно.
— Да, Кори, — подхватил Бен. — Только чтобы не слишком страшно, а то мне опять будут сниться кошмары.
Я немного подумал и начал так:
— Надеюсь, вы, парни, слышали, что где-то неподалеку был лагерь для пленных фашистов? Недавно отец рассказал мне об этом. Он сказал, что в самой чаще нашего леса был секретный лагерь для фашистов. Там держали самых страшных убийц, самых отъявленных маньяков из отборных частей, таких кошмарных типов, самое зверье Лагерь находился в той же стороне, что и авиабаза, только тогда там не было никакой авиабазы.
— Ты правду говоришь? — осторожно прошептал Бон — Ты просто болван! — крикнул Дэви Рэй — Он же вешает нам лапшу прямо с ходу!
— Может, и вешаю, — ровным голосом отозвался я, — а может, и нет.
Дэви Рэй промолчал.
— И вот однажды, — продолжал я, — в лагере начался пожар, и нескольким фашистам удалось убежать в лес. Они здорово обгорели, их лица превратились в кошмарные маски, но они все равно бросились прямо в лес и — Ты вычитал это в «Триллере», верно? — спросил
— Нет, — отозвался я, — мне рассказал отец, я же говорю. Это случилось очень давно, прежде чем мы родились, но все было на самом деле. Фашисты убежали в лес, но держались все вместе. У них был вожак — здоровенный детина по имени Бруно, весь в шрамах, с головы до ног, с обожженным лицом и все такое. Они нашли пещеру и стали в ней жить, но в лесу не было еды, и когда кто-нибудь из них умирал, они разрывали его тело на части и варили и…
— Господи! — выдохнул Бон.
— ..ели, а Бруно, тот всегда брал себе мозги Он разбивал череп камнем, как гнилой орех, и черпал из него мозги горстями и ел, а сукровица стекала ему на грудь.
— Меня сейчас вырвет! — прохрипел Дэви Рэй и издал губами отвратительный звук. Потом дико захохотал, Бен засмеялся вместе с ним, хотя и потише.
— Прошло довольно много времени, года два, наверное, и в пещере остался только Бруно, который сделался невероятно сильным и хитрым, гораздо хитрее, чем раньше, — продолжал рассказывать я. — На его лице остались страшные ожоги, следы того пожара, который помог ему вырваться на волю. Он был настоящим уродом, один его глаз был поднят почти ко лбу, а другой свисал под подбородком.
Последняя моя фраза вызвала новый приступ утробного смеха.
— Так вот: прожив эти два года в пещере и питаясь мозгами и мясом своих товарищей-фашистов, Бруно совершенно спятил. Он испытывал постоянный голод и больше всего на свете желал одного — человеческих мозгов, которые стали для него самым главным лакомством.
— Вот супер! — выкрикнул Бен.
— Он хотел добыть мозги и съесть их и мог думать только об этом, — вещал я тем временем своей аудитории, состоявшей из двух друзей. — Он был здоровенный мужик, футов семи ростом, весил три сотни фунтов, и у него был острейший охотничий нож, которым он вскрывал черепа: одним махом сносил крышку черепа и жрал мозги еще теплыми. Бруно разыскивали целые отряды полиции и армейские подразделения, но так и не сумели поймать. Вместо Бруно они находили его жертв — лесников и охотников со вскрытыми черепами и выеденным мозгом. Однажды Бруно напал на избушку самогонщиков, перебил их всех и съел их мозги, и только тогда всем стало понятно, что Бруно подбирается все ближе и ближе к Зефиру.
— И тогда власти вызвали Джеймса Бонда или Бэтмена, чтобы они разобрались с ним! — торопливо предположил Дэви Рэй.
— Нет! — мрачно покачал головой я. — Некого было звать на помощь. Были только полицейские и солдаты. Каждую ночь Бруно бродил по лесу с лампой и своим охотничьим ножом, такой уродливый и страшный, что от одного его вида люди застывали на месте, парализованные страхом, будто перед Медузой Горгоной. Тогда он подходил к ним и — ежик! — вскрывал череп и ел мозги прямо теплыми, держа человека за шею, человек на землю и упасть не успевал!
— Спорим, — хихикнул Бен, — ты сейчас скажешь, что, по слухам, Бруно до сих пор живет в этом лесу и по-прежнему лакомится на ужин человеческими мозгами?
— Нет, это не так, — ответил я, подводя итог своей повести. — Полиция и армия в конце концов выследили Бруно, окружили и расстреляли в упор: так нашпиговали пулями, что он стал похож на швейцарский сыр. Но охотники иногда рассказывают, что иногда, особенно темными ночами, до сих пор видят, как кто-то огромный бродит в чаще с лампой.