Жизнь на старой римской дороге
Шрифт:
— Ты мой брат! — сказан Овнатан растроганно.
Маргарита благодарно посмотрела на мужа.
Рано утром Овнатан надел белый халат и колпак, спустился на первый этаж и привел все там в порядок. Потом он пригласил рабочего и поручил ему пробить в стене большое окно.
На другой день Овнатан купил посуды разной, погрузил ее на арбу и привез в ней глину, которую затем свалил в углу мастерской.
На третий день он вместе с аробщиком поднялся на гору и отколол от скалы глыбу белого камня, которую
Затем он перенес туда же все инструменты, которые привез с собой из своего странствия.
Через несколько дней Маргарита и ее муж спустились к нему и, переступив порог, замерли от удивления.
— Овнатан, брат мой! — воскликнул его зять. — Эта комната еще ни разу не видела солнца, а теперь стены ее излучают свет.
С этого дня каждый вечер, когда Овнатан, окончив работу, поднимался к себе в комнату, его брови и ресницы казались седыми от белой каменной пыли.
Сначала он изваял две фигуры. Одна из них олицетворяла красоту, а другая — горе. Ноги обеих фигур врастали в грубую, необработанную каменную глыбу.
— Почему их ноги словно увязают в камне? — спросила Маргарита, когда она увидела почти готовые скульптуры.
— Этот камень, дорогая сестра, изображает землю. И красота и горе порождены ею и ею же слиты воедино.
Овнатан работал без устали. Стук его молотка раздавался от зари до зари. Лишь изредка он умолкал, с тем чтобы через минуту зазвучать снова. И эти удары, словно удары сердца, глухо отдавались в верхнем этаже.
Много сделал Овнатан из глины. Закончив лепку, он обжигал изваяние в печи.
Прошло немного времени — и мастерская преобразилась. Теперь она была заполнена скульптурами, которые, казалось, напоили сам воздух живым ароматом красоты. Вдоль стен, на полках или просто на земле — стояли статуи, и в каждой из них была глубокая мысль и подлинная поэзия.
Вот ларчик, а рядом с ним юноша с луком в руках и колчаном за плечом. Высокий, с богатырской грудью и могучими мышцами, он стережет лучшие творения человечества.
А вот другая скульптура — брат и сестра сироты. Они стоят, крепко обняв друг друга, чтобы противостоять житейским бурям.
Застывшая в прыжке нагая девушка с мечом в руке.
Человек в лохмотьях. Он стоит на коленях, склонив голову к земле, с глазами, повязанными платком. А рядом с ним мрачная фигура палача, занесшего над ним тяжелый меч.
Одна из скульптур изображает мать. Протянув вперед руки, с развевающимися по ветру волосами, она, как безумная, бежит куда-то, и кажется, что сейчас послышится ее горестный плач.
Вот землепашец. Устали его спина и руки. Сгорбившись, трудится он под палящими лучами солнца.
Группа рабочих. Крепкие и мускулистые, они кирками разрывают гору.
Старик, читающий книгу. Он тощ, как скелет, со вздувшимися
Молодая женщина, покинутая и оскорбленная, прижимает к груди новорожденного ребенка. Страданье и печаль на ее лице.
Среди скульптур, изваянных Овнатаном, были и скачущие лошади, и волчица со вздувшимся выменем и волочащимися по земле сосками, и медведь, схватившийся с охотником, и лев, раздирающий какое-то животное.
Одним словом, в мастерской жил и дышал целый мир.
Иногда Овнатан приводил в мастерскую натурщиц. Правда, женщины, которые соглашались обнаженными позировать, были далеко не безупречного поведения, и хотя все они в один голос утверждали, что не видели мужчины более нравственного, чем Овнатан, это бросало тень на репутацию скульптора.
— Приводит к себе уличных девок и заставляет их часами стоять перед собой голыми, — судачили вокруг.
Овнатан пропускал подобные слова мимо ушей, это еще больше распаляло сплетников. Они нашли, чем уязвить его.
— Жаль! Ах как жаль сына Иеремии! — лицемерно сокрушались они, — Ушел из дому, бродил бог весть сколько по белу свету, и хоть вернулся в широкополой шляпе, а остался таким же никудышным человеком, каким был прежде. Теперь сидит на шее у свояка и ест его хлеб.
Овнатан был задет за живое, ломоть стал застревать у него в горле, и он вывесил объявление о продаже своих скульптур.
И вот в мастерской собрался народ. Люди с любопытством рассматривали скульптуры, восхищались ими, но ни один из них и не подумал что-либо приобрести.
— Зачем нам эти статуи? — рассуждали они. — Разве могут они насытить голодное брюхо? Так за что же нам платить деньги?
Овнатан же надеялся, что-нибудь продастся и он расплатится с зятем, хотя одна мысль о том, что кто-то унесет с собой его скульптуру, заставляла сердце мастера сжиматься от боли.
Но все работы остались в мастерской, и железные цепи отчаяния сковали душу и сердце их творца.
После долгих и мучительных колебаний, Овнатан решил обратиться к местным властям и предложил приобрести им его произведения с тем условием, что они будут выставлены для всеобщего обозрения в одном из выставочных залов города.
— Профессор, — сказал ему в ответ епископ — глава епархии, — вылепи царя, Христа и святых апостолов, и я тебе хорошо заплачу.
— Через два дня я отвечу вам, ваше преосвященство, — поклонился ему Овнатан и удалился.
Отчаяние, владевшее до сих пор скульптором, сменилось гневом, и он готовился обрушить его, словно обнаженный меч, на головы своих врагов.
Спустя два дня служитель епархиальной канцелярии в сопровождении главного письмоводителя торжественно поставил к ногам его преосвященства тяжелый ларец — дар художника главе епархии.