Жизнь напрокат
Шрифт:
– Мне сказали, что ночью стоянку налетчиков навестили урманы и перебили почти всю их шайку.
– Люди Эмунда, больше некому. Шибай где-то снюхался с ними месяца три назад. Притащил эту стаю в Виров. Уговаривал отца взять их в дружину пока нас с Дивеем не было. Головач отказался. Он как и Рогволд северян не больно жалует.
– Сколько их всего?
– Точно не знаю. Должно быть с десяток. Половину мы положили.
С большим трудом, с помощью огнестрельного оружия и вовремя нарисовавшегося Сашки. Не будь из этого комплекта чего-то одного каюк нам всем. При желании остатки Эмундовой
– Как я понимаю, грома из руки больше не будет?
Вопрос прозвучал с нотками сожаления и я не стал разубеждать собеседника.
– Хорошего помаленьку.
– Никогда не считал колдовство чем-то хорошим.
– В этой штуковине и без колдовства хорошего мало. В любом случае больше его не случится. Забудь. Теперь у меня только мой меч.
Я бы не удивился, услышав издевательский смех из уст Бура. Ну какой к черту меч?! Я его три минуты в руке подержал и надеялся, что этим дело и ограничится до конца моих дней. Не знаю видел ли он мои потешные взмахи, но смеяться Бур не стал. Он вообще стал мало походить на того озлобленного волка, каким я успел его узнать. Уморился, наверно, корчить из себя крутого.
– Что с Завидом?
Бур покосился на безучастно сидящего брательника и стиснул зубы, вздыбив желваки.
– Горюет, что больше не сможет держать меч.
– Будто на свете мало других занятий, - резонно подсказал я.
– Завид - воин. Он никогда не станет мастерить колеса для телег или тачать сапоги. Славу можно завоевать только мечом, только мечом можно завоевать добычу. Завид мечтал о битвах и походах, мечтал снискать славу великого воина.
Славу убийцы и мародера, то бишь. Тоже мне рыцарь без страха и упрека... и без идеи в голове.
– Да что ты говоришь? Не всякие мечты доводят до добра и вот тебе тому живой пример. Ты уж меня прости, Бур, но, как мне кажется, в этих относительно мирных краях легко завоевать лишь славу охотника или разбойника, на худой конец.
– Князь полоцкий Рогволд следующим летом ждет нас в свою дружину, - глаза Бура сверкнули жадным огнем, будто им с братом предложили высокую должность и тут же погасли.
– Тогда просто напомни Завиду на каком боку у меня меч.
Произнося это слова, я внутренне содрогнулся, почти физически ощутив в руке тяжесть меча и отдачу от удара по твердому как камень плечу урмана. Никаких радостных чувств я, в отличии от Сашки, при этом не испытал.
– Шуйца с десницей у тебя, должно, с рождения перевернуты. Обоеруких бойцов мало. Чтобы переучиться нужно время, а в ином возрасте и начинать не стоит.
– Переучится, если захочет, до следующего лета полно времени и возраст позволяет.
– Он, вообще-то, настырный, - после недолгого молчания констатировал Бур и уже начал отворачиваться, чтобы закруглить разговор, но вдруг спросил: - А ты и впрямь сын Дряты?
Сказать ему, что отца своего я почти не знал? Что его груженый полуприцеп, подрезанный легковушкой, рухнул с моста когда мне было семь. Тело из кабины вырезали
– Это имеет значение?
– Для кого как, - лицо Бура искривила волчья улыбка, придерживая при ходьбе локоть, он направился к Завиду, а я пошлепал перекинуться словцом с заскучавшим Сашкой. Прошел мимо понуро свесившего злокозненную головушку Шибая и Праста, положившего себе на колени копье и не сводящего глаз с пленника. Взмахом руки предложил Року уединиться.
Потихоньку вечерело. Блеск озера уже не так резал глаза, светило зависло над лесом, отдав наше расположение на откуп серым теням. В высокой траве истязали свои скрипки кузнечики, водичка о чем-то шепталась с лодочными боками и тростником, гуляющая рыба соревновалась кто громче всплеснет. Сказка, а не жизнь...
– Чего он тебе втирал?
– вкрадчиво спросил Сашка, размещаясь на дальнем от берега носу большой лодки. Я с кряхтением опустился на гребную доску, предварительно стерев рукавом свежий птичий помет с засаленной задницами деревяшки и подумал, что Бур едва ли перекинулся с Сашкой-Дивеем парой фраз с момента чудесного появления Рока у валуна. По ходу, ему Бур не доверяет больше чем мне.
– Мешок серебра всучил.
– Один?
– Конечно один. Их там всего два.
Сашка неопределенно шевельнул бровями.
– Вот интересно мне: как мы с ними друг дружку понимаем? Где все эти «паки», «иже херувимы»? А?
– Это все церковные словечки, Сашок. Церквей тут нету как ты сам убедился.
– На кого же они здесь молятся? На куст смородины что ли?
– Не знаю. Может на солнце как все древние, на огонь, воду. Собери кучу людей и они придумают себе религию, это - факт.
– Все же придумано давно! Нет над нами бога, кроме Иисуса Христа…
Сашка воздел персты, чтобы истово перекреститься, но тормознул под моим твердым взглядом.
– Не юродствуй, дитятко. До Христа еще дорасти надо, как говаривала моя бабка. Мало нацепить на себя распятия и бить поклоны у алтаря. Настоящую веру нужно как следует выстрадать и, если я правильно понимаю, здесь в почете сразу несколько богов, а вместо церквей и мечетей - идолы деревянные с резными ликами. Наше взаимопонимание с идолопоклонниками вопрос скользкий. Можно на одном языке базарить и оставаться глухим к чужим словам. Было бы куда хуже, болтай они тут все на каком-нибудь старославянском или кинься мочить нас за наши с тобой крестики. Я по поводу общего языка особо не парюсь и тебе не советую. Забей. Скажи лучше где Головач и как ты от него отлепился?
– Боярин остался в Вирове. Я сказал ему как есть. Он, кстати сказать, души во мне не чает. Дивей то, Дивей се…
Повисла пауза. Вглядевшись в широкую Сашкину физиономию, я не уловил и намека на шутку.
– Что именно ты сказал Головачу?
– Что ты будешь ждать меня на озере.
– И он тебя отпустил?
– Ага. Просил приглядеть за тобой.
– То есть прижмурить?
– Нет, об этом речи не велось. Приглядеть, чтоб ты найденное серебро в одно лицо не умыкнул.
Я насторожился.