Жизнь напрокат
Шрифт:
– Купаться? Ты в порядке, Старый? Что-то мне твой настрой не нравится, - Сашка придирчиво оглядел меня словно доктор безнадежного пациента.
– Настрой самый оптимистичный, так как пока все идет неплохо, - соврал я.
– Там в лесу один бедолага тоскует к дереву привязанный. Найди его и приведи сюда. Ласково и нежно как важного свидетеля, понял?
– Понял, - Сашка изобразил лицом полнейшее уразумение, взял под отсутствующий козырек.
– Уже умчался!
Невул с Одинцом отправились собирать оружие и, как тут заведено, снимать все ценное с трупов. Шмотки не брали, только острое железо, доспехи и содержимое кожаных кошелей у кого они имелись
– Зачем тебе этот чудила?
– поинтересовался вышедший из леса Рок, выпихивая вперед себя изможденного свояка Криню.
– Он же беспонтовый.
– Когда кончаются все козыри, становишься рад завалящему валету и начинаешь надеяться, что он ляжет в масть.
– пояснил я, протягивая Крине кулак с зажатой в нем серебряной мелочью.
– Держи, как обещал.
Свистов свояк вспыхнул благодарной, неверящей улыбкой и мгновенно спрятал гонорар в складках одежды.
– Иди, помогай грузиться, - сказал я и повернулся к Року.
– Учись завоевывать авторитет, Жеребец. Дешевый, но какой уж есть. К слову сказать, вон те трое гавриков называют меня «батькой».
Сашка поочередно оглядел Одинца и Жилу с Невулом, после чего заинтересовался смыслом столь непривычного обращения одних мужиков к другому, не состоя с ним в родстве. Нахмурив брови, он так и сказал:
– В каком это смысле?
– В таком, что они признали меня своим лидером. Бригадиром, то бишь. Сечешь? Теперь у нас есть своя банда и я тебя с этим фактом поздравляю.
– Банда доходяг?
– Рок скривился.
– Всех троих одной соплей перешибить.
– Не скажи, братан. Длинный, к примеру, из лука шмаляет лучше всякого Робина Гуда. Мелкий и тощий - проныра, каких поискать. Его я подумываю превратить в своего денщика. Ну а третий - Жила, жила и есть.
– Я ни хрена не понял, но что-то в этом есть.
– То-то же! Я обещал им долю серебра за помощь и обязан проследить, чтобы они его таки получили.
Под истошные крики невесть откуда взявшихся чаек перегруженные лодки шатко отвалились от берега. Я в третий раз в жизни держал в руках весла, Рок, думается мне и вовсе - впервые, но не нашлось никого в нашей разношерстной компании, кто смог бы делать это двумя здоровыми руками. Одинец, Невул и Криня по причине чрезвычайной субтильности отпали сами собой. Пришлось нам с братишкой проявить всю силу и осторожность, дабы не позволить журчащей в каких то десяти сантиметрах ниже кромки бортов воде хлынуть внутрь лодок. К вечеру слабый ветерок совсем успокоился, подарив нам всем мертвый штиль, который терпеть не могут моряки. Высоко задрав колени из за острой нехватки места для полноценного упора, я бережно погружал и не менее бережно вынимал из спокойной, пахнущей тиной воды черные лопасти весел. Глядел на отдаляющийся берег с кромкой леса, который с каждым пройденным десятком метров становился все темнее и неприветливее. Полтора десятка криминальных трупов, оставленных там, только усиливало негативное впечатление от покидаемого места.
Связанный Шибай скорчился в задней части и угрюмо пялился в разбегающиеся наискосок серебряные струи. Одинец с Жилой пристроились в тесноте рядом с ним. Позади меня, вытянув под гребную лавку раненую ногу, на кучке тряпок лежал Праст. На носу ютились Криня и Невул.
Глава 14
Чертова лодка двигалась и управлялась как свиное корыто. Она и была, по сути своей, плоскодонным корытом, только очень большим, узким и длинным как индейская пирога. Чьи-то проказливые ручонки выдолбили ее из куска толстенного дерева, расперли борта деревянными вставками и, помолясь, спустили на воду. Сходства с пирогой или байдаркой добавляло отсутствие кормовой части. Эту посудину не надо разворачивать носом вперед, достаточно гребцу пересесть задом наперед и начать грести в обратную сторону. Мне стоило больших усилий приноровиться к рыскающему ходу этого тяжелого, двуносого чудовища, непонятно как державшемся на плаву.
Миновав условную середину зеркального овала озера, проделав две трети пути, тишину которого нарушали лишь чаячьи стоны да шелестящий клекот воды у бортов, я докатился до состояния лимонного жмыха. Весла перестали казаться легкими, усталая спина задеревенела, а обе ноги затекли из за невозможности хоть как-то сменить их положение. Ушибленное Сковильдом колено ныло не переставая, ладони горели, обещая впоследствии щедрую россыпь трудовых мозолей. Одинец с Жилой поглядывали на меня с беспокойством и некоторым сочувствием, но поменяться не предлагали. Да и как тут поменяешься, когда даже слегка качнуть лодку страшно, хлебнув водицы, эта колода пойдет ко дну быстрее якоря.
Скоро Сашка, повинуясь указке Бура, стал чаще загребать левым веслом. Я позволил ему вырваться вперед и тоже стал держать курс левее, ориентируясь на темно-зеленый купол нависающий над водой у кромки берега, отчетливо выделяющийся на фоне остальной береговой растительности. Последнюю сотню метров я греб на зубах, отдуваясь и изо всех сил помогая рукам спиной. Сашка пыхтел неподалеку, и тоже находился на последнем издыхании если судить по его красному, потному лицу и сосредоточенному взгляду.
Парашютообразный купол на берегу при приближении оказался гигантской старой ветлой. Ее корявый, бугристый ствол у самой земли достигал толщины в четыре обхвата, а переплетенные ветви выдавались далеко над водой, образуя непроницаемый для света свод, будто вход в пещеру. Под тенью узких, длинных листьев желтела голая песочная проплешина, набухшая влагой у облизанного озерной рябью края, с наносами зеленого бисера ряски.
Рок с разгону вогнал лодку в песок и, шумно отдуваясь, бросил опостылевшие весла. Наша тяжелая посудина цепанула днищем грунт не дотянув до берега метра четыре и намертво застыла, своротив нос на бок.
– Приехали, - вяло объявил я.
– Прошу всех покинуть судно.
Невул как осторожная цапля вышагнул в скрывшую его голени илистую жижу и жилистыми руками стал подтягивать за собой лодку. Тщедушный Криня спрыгнул ему на подмогу, Одинец с Жилой тоже перемахнули через борт и принялись толкать с двух сторон, ухватившись за края. Под эдаким напором наше полегчавшее корыто прошелестело по песку недостающие для «парковки» метры. На негнущихся ногах я поднялся во весь рост и блаженно потянулся к вечернему небу, повращал поясницей, встряхнул руками и поспешил сойти на твердь земную, что получилось у меня отнюдь не изящно. Носок сапога зацепился за борт и я еле удержался на ногах, сделав несколько неверных шагов по песку.