Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский
Шрифт:
Потрясатель вселенной учил: монгол, посягнувший на великого хана, царя царей, не должен дышать. Тохта чтил закон Ясы, боготворил величайших Чингиса и Батыя, а себя мнил им подобным. Он говорил: «Темник Ногай не хан, я наступлю на горло возмутившемуся и непокорному».
На совете темников Егудай сказал:
– Ногай был храбрым темником, но, возомнив себя ханом, он потерял разум. Ты, мой повелитель, ведешь на Ногая двадцать туменов, и горе постигнет Ногайскую Орду, а сам Ногай приползет к тебе, великий хан, как побитая собака ползет на брюхе к своему хозяину…
Тохта
Тохта поманил темника:
– Егудай, ты пошлешь верных людей, они пустят слух, что три тумена пойдут вдогонку за улусом Ногая.
Отправив темника, Тохта снова вернулся к своим мыслям. Когда Ногай узнает, что он, Тохта, разделил тумены, то решит побить хана Большой Орды порознь. Ох как жестоко он ошибется! Постарел, постарел Ногай, мудрость порастерял, и зубы стерлись, а все мнит себя клыкастым. Тохта выбьет Ногаю последние зубы, наденет на ноги колодки и отправит к женщинам собирать бурьян и делать кизяки.
Тохта оскалился. Давно он не чувствовал себя таким счастливым, даже день не казался ему жарким.
Когда войско миновало курган, Тохта обратился к сопровождавшей его свите:
– Так будет со всеми, кто нарушит закон Ясы!
Любомир держал коня в поводу и вместе со своими товарищами-гриднями ждал, куда хан поведет войско. Страшно русичам: ужели ордынцы нацелились на Русь? Любомир и его товарищи представляют, как вся эта огромная силища навалится на русскую землю, как загорятся ее города, прольется кровь, в дыму и пожарищах связанных попарно людей погонят в Орду и станут продавать на невольничьих рынках…
Тумен за туменом промчались мимо кургана, татары горячили коней, и тысячи их растворялись в степи. Любомиру ведомо - это отлично организованное мощное войско, беспрекословно подчиняющееся своим начальникам, а те - хану.
Тревожатся гридни, переговариваются:
– На погибель обрек хан княжества наши.
– Совладать ли с такой силищей?
– Кабы князья заедино держались, то, может, и отбили бы недруга…
У Любомира все больше и больше зрела мысль: как стемнеет, он постарается покинуть ордынцев и поскачет вперед ханского воинства на Русь, предупредит великого князя Андрея Александровича…
К полудню, однако, стало ясно: не на русскую землю идут тумены. Они направляются на запад, к Танаису, к морю Сурожскому.
Любомир предположил: не на касогов ли нацелился хан?
К вечеру определилось: Тохта ищет Ногая…
В неделю мыслил уложиться Олекса, но судьба распорядилась по-иному. Гридин к Твери подъезжал, а князь Михаил Ярославич на охоту отправился.
Дворский грамоту принял, велел ждать князя: вдруг вздумает Михаил Ярославич отписать что-то московскому князю.
Жил Олекса в гриднице с отроками из младшей дружины. Спросил у гридней,
Томительно медленно потянулись дни, гридин им и счет потерял. Лишь когда первый мороз тронул землю и серебряный предутренний иней опорошил траву, а прихваченный лист пожух, начал свертываться, вдалеке затрубили трубы и залаяли охотничьи псы, а вскоре в детинец въехал и сам князь Михаил Ярославич. В тот же день Олексу позвали в княжью палату.
– Ты, гридин, отправляйся в Москву и передай Даниилу Александровичу: я наш уговор не запамятовал.
Подминая легкими сапогами пушистый восточный ковер, князь прошелся по палате. Остановился рядом с Олексой.
– Еще скажи Даниилу: ведомо мне, великий князь намерился по весне звать во Владимир князей Константина Борисовича и Федора Ростиславича с дружинами. Чую, воевать удумал князь Андрей.
От жары пересохшая степь волнуется под седым ковылем, перекатывается вспененными валами, шумит, будто волны сползают по песчаному берегу.
А в зеленом логу, где от родников струится прозрачный ручеек, под высокими деревьями стоит ханский шатер. День и ночь переговаривается листва тополей, а от сочной травы тянет прохладой. Сюда, в лог, казалось, переселились птицы со всей степи.
В откинутый полог шатра заглядывают косые лучи солнца. Два великана сторожат покой Ногая, а в становище все двигается и гудит. Ногайцы разбирают шатры, ставят кибитки на высокие колесные арбы, сбивают в косяки стада и табуны коней, откочевывают улусами. Вчера вечером, когда Ногай, сытно поев, отдыхал на кожаных подушках, лениво потягивая холодный кумыс, прискакал из далекого караула дозорный с тревожной вестью: Тохта идет!
И тотчас затрубили трубы, заиграли рожки, и становище пришло в движение. Тысячные собирали воинов, а темники сколачивали их в десятитысячные тумены.
Раб, много лет преданно служивший Ногаю, помог ему надеть кольчужную рубаху - подарок великого князя Владимирского Андрея Александровича, подал саблю. Раб верен Ногаю. Лет десять тому назад хан привез его из страны ясов и с той поры неразлучен с ним.
В шатер шагнул темник Сатар, поклонился:
– Хан, тумены готовы в путь.
Тяжелый взгляд Ногая остановился на темнике:
– Мы встретим Тохту у Саркела и не дадим ему перейти Танаис, отрезать наши вежи от Днепра.
Когда Ногай вышел из шатра, вокруг сновали пешие и конные воины, толпились военачальники. С появлением хана все стихло. Ногаю подвели высокого тонконогого коня, помогли сесть в седло, и хан, разобрав поводья, тронулся. Следом застучали по сухой степи многие тысячи копыт.
На север, к Саркелу, двинулась конная орда Ногая. Она спешила наперехват орде Тохты.
Под топот копыт Ногаю думалось легко. Он слышал за собой силу и был уверен - его орда осилит орду Тохты. По всему видно, Тохта плохой воин. Ногай перережет путь его туменам и нанесет удар первым.