Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский
Шрифт:
– Не верится - велика она.
– Ныне велика, а завтра? Печенежские аль половецкие орды малы были? Время, брат, все перетрет.
– Когда такое случится, нас жизнь сомнет. Не доживем мы до ордынской погибели.
– Нас не будет - другие увидят. Мыслю, к тому времени князья наши в разум войдут, к единению Руси потянутся.
– А до той поры мы еще не раз псами лютыми друг другу горло грызть будем.
Иван ответил с сожалением:
– Тут я, брат, с тобой согласен.
Зима
– Вла-ди-мир!
И снова все замирало.
А на рассвете город пробуждался от колокольного звона: звали к ранней заутрене.
На первой неделе после Покрова покидала Владимир княгиня Анастасия. Умостилась в широких розвальнях вместе с холопкой, согласившейся разделить с госпожой ее долю.
На розвальнях поклажа, вещи Анастасии, в руках холопки ларец из кипариса с серебряными монетами - вклад княгини в монастырь.
Накануне отъезда Анастасию навестил епископ Владимирский, грек Андриан, напутствовал.
– Дочь моя, - говорил епископ, - в молитвах и послушании обретешь покой мятущейся душе…
Утром, в час отъезда, вошла княгиня к мужу - попрощаться. Тот встретил ее холодно, промолвил:
– С Богом. Замаливай не только свои грехи, но и мои.
И отвернулся…
Сани окружила дворня, приковылял тиун, скинул шапку, поклонился низко, чуть не коснулся снега бородой:
– Путь тебе добрый, княгинюшка, завсегда помнить тебя будем.
– Ты, Елистрат, за великим князем доглядывай, он ныне в тревогах.
Анастасия поманила тиуна и чуть ли не в ухо шепнула:
– Заблудший он, на брата Даниила замахивается. Отговори. Или Дмитрием не сыт?
– Ох, княгинюшка, аль тебе норов великого князя неведом? Ему власть превыше всего, за нее он и Орду на Русь наведет.
– Мне ли того не знать, оттого и волнения мои. Коли не сам, так руками ордынцев народ русский изводит…
Сани тронулись, и княгиня бросила на ходу:
– Прощай, Елистрат, и вы, холопы, буду за вас Всевышнего молить…
Съехались во Владимире. Уж больно загадочно звал их, князей Ярославского и Ростовского, великий князь. Собрались в гриднице хозяин Андрей Александрович, Федор Ростиславич да Константин Борисович. О делах, зачем званы, говорить не торопились, пили пиво хмельное и меды выдержанные, закусывали выловленной из проруби стерлядью, жареным и вареным мясом молодой лани-важенки, солеными груздями и пирогами с брусникой.
Ели, перебрасывались редкими словами, ждали, когда начнет разговор хозяин. А великий князь на пиво нажимает да все знак отроку подает, чтоб кубки наливал. Князь Константин Борисович разрумянился, глаза озорные.
– Впору девок-холопок,
Но великий князь шутку ростовского князя не принял, да и ярославский князь из-под седых бровей бычился. Буркнул:
– Тебе, князь Константин Борисович, девки к чему? Разве подержаться?
– Обижаешь, Федор Ростиславич, у меня в палатах не одна девка забрюхатела.
– Грозился беззубый кобель волка загрызть.
– Но-но, гости, к чему перебранка, поди, каждый свою силу имеет.
Тут отроки наполнили кубки медом, паренным на вольном духу и настоянным на ягоде малине. По гриднице потянуло таким запахом, что князья головами закрутили:
– Славный медок, славный! Видать, великий князь, медовар у тебя знатный.
Князь Андрей Александрович улыбнулся, довольный:
– Помню, такой мед любил пить отец, Александр Ярославич.
– Грех не пивать, - сказал князь Ростовский, - от такого медка душа распахивается.
– Когда мурзу Чету ублажал за суздальцев, сколько истратился, - такого меда ордынец выдул, поди, с десяток бочонков да еще пяток с собой прихватил.
– Э-э-э, - протянул Федор Ростиславич Ярославский, - дешево отделался.
– Я ль один? И от вас грозу отвел. Ну-тка наслал бы хан ордынцев - всем княжествам горе.
– Да уж воистину, - кивнул Константин Борисович, - умеют татары Русь разорять. У них, пока одни воюют, другие грабят и полон берут…
– Знамо. А медок у тебя, великий князь, хорош… Но князь Андрей Александрович видел: князей не мёд интересует, ждут, о чем речь хозяин поведет. Отставил кубок:
– Что не сидит с нами брат мой, Даниил Александрович?
Посмотрел на одного князя, на другого. Ростовский князь развел руками:
– Вы, Александровичи, Невского сыновья, сами меж собой разберетесь.
– Твоя правда, князь Константин Борисович, - кивнул великий князь.
– Но по чести ли живет Даниил? Отчего смолчали вы, когда он от Рязанского княжества Коломну урвал?
– Остерегались, не с согласия ли хана подмял Коломну, да и на тебя, великий князь, глядели.
– Не было там ни ханского, ни моего добра. Ужели потерпим, чтобы Москва и Переяславль к рукам прибрала?
– Московское княжество, ровно жаба, раздулось, - зло кинул Федор Ростиславич.
Константин Борисович огладил шелковистую бороду:
– Разрослось, разрослось княжество Московское. Может, унять Даниила-то?
– Для того и покликал вас. Весной на Переяславль пойду и вас позову. Заставлю переяславцев власть великого князя признавать, а вам от княжества Переяславского земли прирежу.
– Наказать Даниила, - поддакнули оба князя.
– Только уж ты, князь Андрей Александрович, переяславскими сольницами по справедливости распорядись, чтобы вместе ими владеть.