Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский
Шрифт:
– Ты, боярин, скажи Акулине, в трапезную не пойду, пусть принесет молока.
Ерема ушел, а великий князь снова из угла в угол прошелся. Вспомнил княгиню Анастасию - и так на душе заболело! Отчего в монастырь подалась? Ужели в княжьих хоромах хуже, нежели в келье?
В палату вплыла сенная девка, поставила нас стол ковш с топленым молоком. У князя Андрея на губах усмешка. Крутобедрая девка, словно налитая. Великий князь ущипнул ее за грудь:
– Сочна, сочна… От тебя, ровно от печи, пышет, опаляешь.
Девка зарделась, хихикнула.
–
Как было - человек знает, но ведомо ли ему, что ждет его? В молодости мыслит, что жизнь долгая, все успеется, ан оглянулся - старость на пороге.
И гадает человек, чем встретит его день грядущий…
Испокон веков человек, в ком вера сильна, убежден: как Бог пошлет, так тому и быть.
Не в этом ли его терпение?
Многострадален русский человек, многострадальна его земля. Неужели во гневе на нее Господь? За какие прегрешения испытывает? И молятся люди истово: «Прости нам вины наши…»
Переяславцы свою землю чтут и холят. Она у них на урожай щедрая, засухи редки, а леса оберегают пашенные поля от ветров. Ляжет первый снег ровно, прикроет посев озимых, и до самой весны, словно под теплым одеялом, растут зеленя.
У посадника, боярина Игната, земли сразу же за городской стеной. Тут и деревни малые, починки в три-четыре избы. Смерды на земле посадника живут и его пашню обрабатывают.
Боярин наделил смердов землей, и за то десятую часть урожая они отдают посаднику. Оно бы все ничего, но из того, что остается смердам, баскаку плати, князь в полюдье заберет…
Нередко бегут смерды от баскаков и тиунов, находят где-нибудь в лесной глуши свободные земли, распахивают их и живут починками, пока не наскочит на них княжий или боярский тиун…
Управляющий посадника Игната ввалился в боярские хоромы, когда день уже на ночь перевалил. Громыхая сапогами по выскобленным половицам, прошагал в горницу, где отдыхал посадник.
Боярин удивленно поднял брови:
– Почто язык вывалил, словно свора псов за тобой мчалась? Эвон, наследил сапожищами.
– Беда, боярин: с двух починков смерды сошли. Староста Егор, сказывают, останавливал их, но мужики связали его да еще бока намяли… Перед полюдьем!
Посадник громыхнул по столешнице кулаком:
– Поутру сажай дворню на коней и скачи вдогонку. Ежели не воротишь, шкуру спущу со старосты. Эка, от дани скрыться замыслил!..
В полночь полил дождь, а на самом рассвете сменился густым снегом. Когда управляющий с холопами выехал с посадникова подворья, снег валил стеной. Он облеплял лицо, толстым мокрым слоем ложился на одежды, стекал по конским крупам.
Осадив лошадь у лесной кромки, управляющий долго соображал, в какую сторону подались смерды, да, так и не решив, вернулся в усадьбу…
К обеду непогода унялась, тучи
Растянулись смерды. Бабы гнали скот, к коровьим рогам привязаны узлы с пожитками. Мужики вели коней, навьюченных мешками с зерном, колесами от телег, осями, сохами…
Старосту догнал высокий старик в зипуне, но с непокрытой головой. Плешь и редкие седые волосы, мокрые от дождя, еще не успели высохнуть. Старик тронул старосту за плечо:
– Утихомирься, Егор, гнев плохой советник, разум мутит.
– На себя злюсь. Запоздали.
– Народ морим, передохнуть надобно.
– Скажи люду, Захар, скоро конец пути, там и передохнем, обсушимся - и за дело. Я места давно приглядел - поляны под посевы, а неподалеку Волга… До снегов отсеяться надобно и жилье отрыть. Зиму скоротаем в землянках, а по весне избы срубим…
– Аль впервой? За свою жизнь, Егор, я четвертый раз переселяюсь, поле меняю. И на новом месте впряжемся, вытянем. Денно и нощно трудиться будем, а справимся.
– Старик почесал лысину.
– Пойду-ка порадую народ.
Перед самым Покровом ударил мороз, запушил землю. Приехал по первопутку в Переяславль князь Юрий - направлялся в полюдье по переяславскому краю. Боярин Игнат накануне в своих деревнях уже успел дань собрать. За трапезой в хоромах посадника боярин пожаловался на уход смердов.
– Без ножа зарезали, князь, - плакался Игнат.
Юрий пощипывал жидкую бороденку, глаза щурил. Боярин подумал, что молодой князь обличьем в отца, разве только ростом не вышел.
– Ты ль один, боярин? Смерды на Руси вольны в себе.
– Они на боярской земле жили, не с моей ли пашни жито собирали?
– На княжьей, на боярской, но как им в съездах перечить?
– А дань?
– Тут ты, Игнат, истину глаголешь. Коли дань не уплатили, судом княжьим их надобно судить.
Разговор перекинулся на погоду.
– Мокрый снег на сыру землю - к урожаю, - заметил посадник.
– Дай-то бог. Прошлым летом землю Московскую суховей прихватил.
– Переяславское княжество Господь миловал.
– Он вас любит.
– Не грешим. Помолчали.
– Отпустил бы тебя, Юрий, князь Даниил Александрович к нам на княжение. Ась? Наша дружина боярская за тебя, князь, - вымолвил Игнат.
– Нет, боярин, не желает отец дробления, и мы с братом Иваном в том с ним в согласии. Разделимся - великий князь нас порознь сожрет и не подавится.