Жизнь после смерти
Шрифт:
– Ты умер. Ну, думаю, ты понял сам, каким именно образом. Твое тело – вот оно, лежит, – на этом моменте я без интереса взглянул в сторону аварии, куда уже успела прибыть «Скорая». – Но это больше не ты, можешь не волноваться. Оно тебе уже не нужно.
«Она права, – подумал я. – Зачем оно мне? Будто ничего и не изменилось: я при жизни себя так и чувствовал: мои мысли, мои чувства. И, кстати, мои руки! Вот же они! Я вижу свои ладони. А Таарья видит меня. Я сохранил свой облик, даже будучи призраком?»
Таарья улыбалась с хитрым огоньком в глазах. Она знала, о
– Расскажешь сама, что мне нужно знать?
– Расскажу, Тимофей.
– Так ты знаешь, как меня зовут? – удивился я.
Таарья спрыгнула с камня, на котором мы сидели, по бордюрчику прошлась докуда-то во тьме сгустившейся ночи, подошла к месту аварии. Она сновала меж ходящих там туда-обратно темных фигур, оставаясь совсем незамеченной. Смотрела на мою разбитую машину под рыжим фонарем. Затем вернулась ко мне.
– Знаю, как тебя зовут. Знаю, кто ты. Ну так, в общих чертах. Когда к нам приходит «вызов», мы приблизительно что-то знаем о вас. То есть на тебя хранится целая папка с твоим личным делом, но мы ее, конечно, целиком не читаем. Так, глазами пробегаемся. Времени, бывает, и на то не хватает.
«В бесконечности времени не хватает?» – недоуменно подумал я.
«А ты один что ли умираешь за день?» – вполне логично молча ответила мне новая знакомая.
– Папка с личным делом? Давай подробнее.
– Ну что подробнее? Ты живешь, создаешь свою историю. Она фиксируется, дополняется. И так до самой твоей смерти. Вся твоя биография, включая самое потаенное. Чувства, впечатления – все в счет.
– Жесть! – вырвалось у меня, пока перед глазами проносились все постыдные и неловкие моменты моей жизни.
– Не, у тебя не жесть. У тебя обычная человеческая история. Жесть бывает, конечно, но у тебя ничего такого, обыкновенность.
Я замолчал, переваривая информацию. Ну вообще логично, да. Я же не фашист какой-нибудь.
– Давно ты умерла? – спросил я спустя время, отправляя докуренную сигарету в небытие.
– По твоим меркам давно. По здешним – не очень, – поморщилась Таарья. – Я доподлинно не знаю точно год, но, если порыться в архивах истории, то примерно в тысяча восемьсот тридцать четвертом. В феврале.
– От чего?
– Пневмония. Сейчас ее так называют. Тогда кашлоткой величали.
Таарья рассказывала об этом с таким ледяным спокойствием, что я даже удивился. Хотя, учитывая, что прошло почти двести лет… Наверное, ей уже давно дела нет до своей ранней смерти.
– И ты двести лет призрак, встречающий людей после смерти?
– Не очень люблю это слово. Мне больше нравится «душа». Я ведь – это душа моя. Да, практически все двести лет. Сначала хотела другую работу, но в итоге к этой и пришла.
– Работу? – переспрашиваю. – Это как?
– Ну, конечно, дружок. А ты как думал?
– Честно говоря, не особо много думал,
Таарья хмыкнула.
– Ну да, разумеется, – прошептала она сама себе со смешком. – А покой-то в чем? Слоняться целую вечность сам с собой?
Я замер, задумавшись. Как же все здесь устроено! Совсем все не так, как рассказывают при жизни.
– Не-е-ет, милый мой! Но ты не беспокойся, практически каждый с такой мыслью приходит. Человеку трудно представить бесконечность и вечность, это нормально. Ты привыкнешь.
– И если ты хочешь скрасить веки вечные, то чем-то полезным занимаешься здесь, так? – уточнил я.
Таарья подтвердила, кивнув. Я потряс головой, обдумывая. Вообще, она права. Вполне логично, так почему я сам до этого не додумался? Хотя не особо-то и размышлял над этим в жизни, если честно.
– Таарья, и есть несколько работ, ты сказала?
Она вдруг поднялась и встала прямо напротив меня. Это странное чувство: она старше меня почти на два века, а по росту мне где-то до пупка.
– Хочешь еще посидеть или идем дальше?
Я согласился идти. Ну а зачем здесь еще сидеть? Закат давно догорел, а приехавшая полиция и общая суета вокруг моей разбитой машины меня совсем не интересовали. И больше уже никогда не заинтересуют.
Я даже сам не понял, как мы оказались в городе. Я же ведь ехал по магистрали, когда разбился, это было вдали от того места, где мы оказались теперь.
Мы прошли мимо одного из пряничных домиков на Лялином переулке. На нем я и прочитал название улицы. Таарья, видимо, прочитала на моем лице немой вопрос и пояснила:
– Ты душа. Тебя как бы нет, только твое сознание. Ты можешь возникать, где хочешь. Этакая перетекающая энергия.
– Вот прямо так могу? Телепортироваться? Я ведь даже не понял, как это случилось.
– Привыкнешь, – улыбнулась Таарья.
Мы шли в ночной тиши старенького переулка. Я шагал, но не издавал ни звука. Странное ощущение: я вроде и могу касаться земли, стоять, сидеть, но слишком сильно надавливать у меня не получается. Будто бы я вообще в невесомости. Ну, разумеется, в загробном мире законы физики не работают, кто бы сомневался!
– Куда мы идем? – не отставал я.
Таарья призадумалась.
– Как тебе сказать? В один дом, где всегда ждут. Мне будет немного проще объяснить тебе, что к чему, если я буду не одна.
– Будут еще души?
– Будут, – заверила двухсотлетняя девчушка и свернула во дворик.
Не знаю, как мы это сделали, но мы оказались по внутреннюю сторону железной оградки, не открывая калитку. Я все еще не мог привыкнуть к тому, что все это теперь будет нормой вещей.
Она остановилась и задрала голову наверх, после чего долго вглядывалась, видимо, в какое-то из окон. Потом, вероятно, она что-то увидела и довольно вернула свой взгляд ко мне.