Жизнь после Жары
Шрифт:
Так и стартовала в Архангельске их архитектурно-строительная фирма. И стартовала, надо сказать, успешно — заказы практически сразу потекли рекой, и не только из Архангельска и области, но и из других городов. Салтыков, заняв вполне подходящее его деятельной натуре кресло генерального директора, почувствовал себя как рыба в воде. Вот только то, что держателем контрольного пакета акций являлся не он, а Нечаева, слегка свербило его самолюбие. Нечаева в основные производственные вопросы не вмешивалась и скорее выполняла роль главного бухгалтера, однако «держала руку на пульсе», зорко контролируя все финансовые дела компании. Этот её контроль мало-помалу начал Салтыкова напрягать,
Он выбрал момент и, под предлогом того, чтобы «обмыть» крупную сделку с заказчиком, пригласил её в ресторан. Ужин закончился не менее романтической ночью в постели и, когда она, удовлетворённая и расслабленная от вина и секса, лежала рядом с ним, он решил, что момент настал.
— Танюш, у меня есть к тебе одно предложение, — пробормотал он в подушку.
— Ммм? — промурлыкала та, — Руки и сердца?
— Почти, — не растерялся Салтыков и выдохнул: — Я хочу купить у тебя два процента акций. По хорошей цене, — поспешно добавил он.
Нечаева села на постели, взяла зеркальце и, послюнив палец, начала стирать им размазавшуюся помаду с уголков рта.
— Андрюш, — сказала она, — Я свои акции вроде как продавать не собиралась...
— Я дам тебе сверху десять процентов от стоимости, — горячо сказал он, и, видя, что звучит это неубедительно, поспешно добавил: — Пятнадцать!
Нечаева, не глядя на него, отрицательно покачала головой.
— Ну хорошо, двадцать! Двадцать процентов. Соглашайся, у тебя эти акции за столько никто не купит...
— Но я не собираюсь продавать свои акции! — повторила она, и в голосе её появились металлические нотки.
Салтыков, видя её непреклонность, сел на постели и нервно закурил.
— Танюшка, ну зачем тебе этот контрольный пакет?
— А тебе зачем? — парировала она.
— Ну, как... Это же такая ответственность... Я...
Нечаева отложила зеркальце в сторону, и, отыскав свою водолазку, принялась её натягивать.
— Андрюш, я понимаю твоё стремление завладеть контрольным пакетом акций нашей компании, но своего решения менять не собираюсь. По-моему, мы уже давно обговорили наши с тобой условия. И ты на них пошёл. Сейчас что тебя не устраивает?
Поняв, что с Нечаевой лебезить бесполезно, Салтыков сказал как есть:
— Я мужик, и я хочу быть главным.
Нечаева расхохоталась.
— Ну-у, дорогой мой, здесь я тебе ничем помочь не могу. Я тебе не Олива там какая-нибудь. Уж извини.
— При чём здесь Олива? — разозлился Салтыков.
— А что тебя так заело? Может, ты уже жалеешь, что ушёл от неё ко мне? — Нечаева взяла у него из рук сигарету и глубоко затянулась, — Ну так возвращайся к ней. Я тебя не держу.
— Я не собираюсь к ней возвращаться!
— А почему нет? — продолжала издеваться Нечаева, — По-моему, вы с ней идеальная пара. С ней ты можешь сколько угодно включать мужика. Тебе ведь это так важно для самооценки...
— Но я её не люблю. Я хочу быть с тобой!
— Ну тогда ладно, — сказала она и шутливо нажала ему на кончик носа, — Но акции я тебе всё равно не продам. Даже и не надейся.
Глава 17
Огуречный рассол в стакане, вытянутый Оливой во время святочных гаданий в Архангельске, не только ей одной дал о себе знать. Пока она лила слёзы у себя в Москве по поводу своей неудавшейся судьбы, у многих её друзей началась в этом году какая-то повальная непруха в жизни.
Гладиатор, сдав зимнюю сессию, опять возобновил свои тренировки,
— Мне б твои проблемы, — с затаённой злобой писала ему Олива в редких беседах по аське.
— Махнёмся? Не глядя, — мрачно шутил Гладиатор.
— Мне всё равно хуже, чем тебе. Тебя, Слав, как меня, через хуй не кидали...
— Откуда ты знаешь, кидали или нет. У меня ни сил, ни времени нет над этим запариваться. Да и не чувствую я ничего. Деперсонализация и дереализация, кажется, это называется...
— Это как? — не поняла Олива.
— Видишь всё в двухмерном изображении. Плоско. Как будто мир отдельно, а ты отдельно.
Не всё гладко было и у Кузьки. Целый месяц он ходатайствовал по поводу возмещения средств на новый движок для портала Агтустуд. В конце концов, после всех этих нервотрёпок и многочисленных обиваний порогов, ему таки удалось добиться своего — так и тут незадача: портал всё равно безвозвратно умер — никто уже не интересовался форумом, не создавал новых тем, не дискутировал, как в былые времена. Лишь два-три человека ещё копошились еле-еле на форуме, как редкие муравьи на кучке пепла от сгоревшего муравейника. Несмотря на все старания Кузьки улучшить портал, усовершенствовать его главным образом с технической точки зрения, Агтустуд стух окончательно. То ли потому что форум, раскрученный в своё время Салтыковым, который, хоть и был скотиной, но — талантливой скотиной, попал теперь в плохие, бездарные руки Кузьки, и он, сам того не ведая, пустил всё по пизде. А может, просто ушла эпоха форумов, и Салтыков словно интуицией своей чуял это и поймал правильный момент, приняв решение передать ещё живой, но уже обречённый на гибель форум другому.
— Ну, что? — злорадно писала Олива Кузьке, — Как поживает твой форум "Агтустух"?
— Не смешно, — обижался Кузька.
— А по-моему, очень даже смешно. У меня даже идея есть для твоего баннера с логотипом: AgtuStuX. Всего-то одну букву в конце поменять. Попробуй!
— Уймись уже, а? Займись лучше чем-нибудь полезным.
— Займусь, займусь, не волнуйся.
«Так займусь, что мало вам не покажется...» — подумала Олива про себя.
Глава 18