Жизнь, прожитая не зря
Шрифт:
Потом они подросли и начали требовать с него денег — по сто рублей в неделю. И он вообще перестал появляться на улице. Только лишь с утра прошмыгнёт тенью в институт, а после обеда назад. И всё.
Николай вырос запуганным. Когда к нему цеплялись во дворе или на учёбе, он боязливо съёживался, втягивая голову в плечи, и молчал, не в силах ничего выдавить из себя. В серых, затравленно смотрящих глазах, сквозила растерянность, мученическая тоска. В такие моменты его охватывало чувство гадливости, отвращения к самому себе. Он видел себя со стороны ничтожным, жалким. Единственный русский парень
Но сегодня этот двор был пуст. Один из главных его мучителей в юности — низкий и плотный Руслан, по толстым губам которого вечно блуждала наглая и самодовольная улыбка — несколько лет назад отправился в армию, и, прослужив менее года, внезапно вернулся домой комиссованным. «Деды» погранотряда где-то на Дальнем Востоке не устрашились его накаченного торса, покрытых густым курчавым волосом мощных рук, и, набросившись скопом, переломали ему ноги и отбили почки, когда тот, вызывающе хохотнув, наотрез отказался мыть полы в казарме. Теперь Руслан по большей части сидел дома, изредка ковыляя с палочкой через двор. Другого местного «быка» Ислама с год назад прямо на улице застрелил из пистолета какой-то парень-студент, у которого он вздумал вымогать деньги.
Николай ещё раз огляделся, тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания, и решительными шагами направился прямо. Выйдя на перекрёсток, ему почти сразу же удалось поймать маршрутку. Он радостно втиснул своё продрогшее тело в обшарпанный салон «РАФика», наступил кому-то на ноги и извинился с испуганной поспешностью, едва заслышав недовольное ворчание. Вместе с ним внутрь ворвался порыв ледяного ветра, обдавший всех облаком мелкой колючей пыли. Высокая и стройная девица, сидевшая сразу же за спиной водителя, недовольно фыркнула и, достав из сумки зеркальце, принялась сосредоточенно поправлять растрёпанные ветром волосы.
Маршрутка катила к центру города, поминутно подпрыгивая на колдобинах дороги. Её чинили и асфальтировали много раз, однако срыть все бугорки и заровнять ямки никак не удавалось. Вот и теперь: рабочие возились почти всю зиму, нарыли таких котлованов, будто собирались хоронить радиоактивные отходы, а результат был прежним — корпус «РАФика» нещадно трясся из стороны в сторону. Зло чертыхался под нос водитель.
Николай поглядывал в окно, нервно теребя пальцами обшивку салона. Он спешил к своему товарищу Ашоту, который жил в другом конце Города Ветров, возле моря. Посмотрев на часы, он понял, что опаздывает. Сейчас без десяти восемь. Ашот будет дома максимум до восьми утра, а потом потопает в свой институт. Если он не успеет перехватить его дома или во дворе, то, чего доброго, придётся тащиться к институту и вылавливать его уже там. Что было крайне нежелательно, ибо в таком случае он бы точно опоздал на работу.
Уже два месяца Николай был должен этому молодому армянину тысячу рублей. Его младшая сестра Инна, которую с третьей попытки за немалую взятку впихнули-таки прошлым летом на экономический факультет местного университета, проваливала сессию. Ленивая, самоуверенная, она как и многие ограниченные люди обладала упрямым и склочным характером. В школе без конца ругалась с учителями. Дерзила с ожесточением, когда те пытались её одёрнуть. Перед родителями
— Тряпка! «Шестёрка» всего двора!
Лет в шестнадцать вокруг неё стали виться первые поклонники: диковатые, нахрапистые горцы. Инна этим гордилась. Теперь даже со своими подругами она стала держаться надменно, свысока. Гуляя в сопровождении какого-нибудь кургузого нескладного парня в спортивном костюме, кроссовках и вязаной шапке она иногда встречала некоторых из них. И тогда сперва окидывала их взглядом, полным самодовольства, а потом растягивала густо напомаженные губы в снисходительной улыбке:
— А-а. Привет-привет!
Однако всё это закончилось быстро. Плотоядному горцу прогулки быстро наскучили, и он захотел большего.
— Ишь чего! Но-но, — прикрикнула она, строго погрозив пальчиком. — Я — не такая.
Молодой парень со сплющенными в бесформенные пельмени ушами (таких называли «борцухами»), две недели не отступавший от неё ни на шаг, выругался и порывисто схватил за плечи, притянув к себе вплотную и, дыша горячо, отрывисто, гавкнул:
— Какая — не такая? Такая! Чего ломаешься?
Из его рта шёл резкий, горьковатый запах жареных семечек. Инна закричала, рванувшись назад и оставляя в его цепких пальцах клочья фальшивого меха, оторачивавшего капюшон. Парень изругался снова и ударил её кулаком в лицо. Тёплая кровь хлынула разом, залив губы и капая на куртку. От горячего солёного привкуса во рту ей сделалось жутко. Инна со всех ног бросилась бежать по парку, громко ревя от обиды. А парень догонял её с гортанным хохотом, грубо и сально хватал за волосы, за руки, за бёдра, за грудь.
— Э, дура, куда ломишься? Сюда иди, э! — кричал он.
Девушку отбили оказавшиеся рядом ППСники.
Через день о случившемся знала вся округа. Стоило Инне выйти из дому, старательно пряча в воротник распухший нос, как она тут же слышала за спиной наглые смешки. До боли стиснув зубы и потупив в землю злые глаза, она быстр шла через дворы, чувствуя, как её фигуру ощупывает полтора десятка нахальных пытливых глаз. Смешки по мере её удаления превращались в громкий гогот.
После этого случая Инна сделалась скрытной. Дома врала, что добросовестно учится в университете, хотя на самом деле вместо лекций и семинаров таскалась с однокурсницами по паркам и кафе. И потому неудивительно, что на первом же экзамене ей влепили заслуженную «двойку».
— Да эти уроды просто денег с меня хотят! Там вообще своими силами учиться невозможно. Все платят, — оправдываясь со злостью, говорила Инна родителям.
Говорила громко, страстно, и её возмущение казалось искренним, неподдельным.
— Да у нас староста списки составляет к каждому экзамену — кто сколько дал, — напирала она. — Кто не платит, тот не учится.
Инне поверили.
Однако скудных родительских денег не хватило, чтобы удовлетворить аппетиты всех преподавателей, с которыми за эти несколько месяцев Инна успела настолько испортить отношения, что те, тянули теперь взятку скорее даже из вредности, из желания её проучить. Потому-то она и насела на брата, настырно выпрашивая у него тысячу рублей.