Жизнь, прожитая не зря
Шрифт:
III
Николай торопливо взбежал по лестнице на третий этаж и остановился перед чёрной бронированной дверью. Ещё раз сунул правую руку в карман брюк и нащупал там сложенные пополам денежные купюры. Часы показывали ровно восемь. Палец лёг на звонок, и от его мягкого нажима раздалась негромкая, мелодичная трель. Николай, привыкший к надсадному дребезгу их старого звонка, слегка удивился. Дверь открылась почти сразу.
— А, пришёл, — полнолицый Ашот высунулся на лестничную площадку.
— Да. Вот, принёс — держи, — и Николай принялся совать ему деньги.
— Тормози,
— Ты извини, что так долго. Я правда раньше не мог. За слова отвечаю.
— Ладно, — буркнул армянин. Он вышел наружу и сразу схватил протянутые купюры. Деловито пересчитав их, он довольно улыбнулся:
— Вот так бы сразу! А-то чё за дела: не могу сегодня, не могу завтра. Так же, в натуре, не бывает.
— Ну, извини. Я же не специально, просто так получилось. Меня вон тоже на работе с зарплатой кинули..
Они стали спускаться вниз по лестнице. Полный, с заметно выступающим животом Ашот был невысок и едва доставал до плеча Николая. Он был моложе его на три года и учился в университете на четвёртом курсе юридического факультета. После окончания собирался ехать в Москву, где родственники вроде бы уже приготовили ему хлебное место в прокуратуре. Так, по крайней мере, он хвастался друзьям. К Николаю Ашот относился хоть и свысока, но дружелюбно, без брезгливости. Всё-таки с ним можно было говорить откровенно, тогда как с горцами он всегда держался натянуто, настороже. Армянину и самому приходилось здесь нелегко.
— Ишь, от такой погоды прячутся, в подъезды бегут, — Николай наклонился и погладил полосатую кошку, небрежно развалившуюся на лестничной ступеньке. Кошка негромко мурлыкнула и подняла мордочку кверху.
— Да они гадят только. Задолбали уже. Почему-то всё в нашем подъезде лазают.
— Может, соседи прикормили?
— Да хрен его знает. Так вроде не замечал, — и, указав на видневшиеся в углу стояки труб, предположил. — Здесь просто теплее, наверное.
Ашот толкнул дверь подъезда ногой, и её ветром тут же рвануло так, что, ударившись о стену дома, она едва не слетела с петель. Лица обоих обожгло холодом, и мелкая пыль сразу заскрипела на зубах.
— Блин, ну и ветер, — досадливо проворчал армянин.
— Да уж. А у нас, прикинь, в соседнем дворе тополь с корнем вырвало.
— Да? Сейчас по городу валом упавших деревьев будет. Как ты сюда только добрался? Ты ж такой худой, лёгкий как пушинка. Я думал, не придёшь, унесёт тебя по дороге, — и он, несильно толкнув Николая в грудь, грубовато хохотнул.
Тот молча проглотил колкость.
— Пошли на маршрутку, — сказал Ашот, продолжая улыбаться. — В такую погоду я пешком не пойду. Пахан мой уехал в Краснодар по делам, а свою машину я на ремонт поставил. Там что-то глушитель барахлит.
Он произнёс это нарочито небрежно, даже не глядя на Николая. Армянин всегда стремился подчеркнуть, что у него уже есть своя машина. Русский поморщился.
Парни дошли уже до середины двора. Выйти на улицу они могли только через проход, который по-прежнему загораживал «Джип» с тонированными стёклами. Когда им до него оставалось каких-нибудь
— Тормози, я тетрадь забыл, — вдруг остановился Ашот.
— Что?
— Тетрадь, говорю, забыл. У пацана одного брал лекцию перекатать, — он в раздумье переминался с ноги на ногу.
— Может, потом отдашь? — с надеждой в голосе спросил Николай.
Ему хотелось поскорее втиснуться в тёплый салон маршрутки, смотреть в окно и слушать работающее у водителя радио. Торчать же посреди двора на пронизывающем ветру, дожидаясь, пока его рассеянный приятель будет разыскивать тетрадь, совсем не хотелось.
— Нет, она ему сегодня нужна. Лекция будет. А-то потом не даст. Подожди здесь. Я быстро. Только смотри, не уходи. Нам ведь всё равно по пути.
Сказав это, Ашот, неуклюже переваливаясь, затрусил обратно к подъезду.
«Ну и увалень», — подумал Николай, провожая его взглядом.
Дверцы машины застыли и затем тихо притворились. Острый взгляд из-за приспущенного стекла оценивающе ощупывал Николая.
Он недовольно поглядел на дверь, потом на «Джип» и, вздохнув, продолжал ждать. Глаза слезились от резких порывов ветра, кожу колола мелкая противная пыль. Николай прятал лицо в воротник куртки и жмурил глаза. Холод пробирал до костей, от чего тело начинало неприятно подрагивать.
Наконец, дверь в подъезде вновь громко хлопнула, и из него вышел Ашот. Приподняв куртку и сунув на ходу тетрадь за пояс стянутых крепким ремнём джинсов, — именно так многие студенты в Городе Ветров носили тетради, за поясом, а не в папке или рюкзаке — он, не спеша, подошёл к ожидавшему его Николаю.
— Давай, пошли.
Дверцы машины вновь начали медленно открываться. Но приятели этого не замечали и топали рядом, смотря под ноги. Ашот поминутно шмыгал носом и, оборачиваясь, сплёвывал через плечо. Его плевки тут же разлетались на множество мелких капель.
— Слушай, когда я…
Николай не успел закончить. Из распахнувшейся настежь машины на них бросились коренастые и крепкие люди в спортивных костюмах. В глазах вспыхнуло ярко: «Ж-ж-ж-ах!!». От могучего удара в челюсть лязгнули зубы. Он тотчас рухнул бы наземь, если бы сильная и мохнатая лапа не подхватила его за шиворот, зажав ладонью рот. Лицо обдало чужое, возбуждённое дыхание. Сзади под колени ударили резко ногой, и он неуклюже ткнулся коленями в асфальт. Цепкие руки душили его, сжимая шею и голову в железных тисках шарами перекатывавшихся под одеждой мускулов. Николай задыхался, мыча и выкатывая перепуганные непонимающие глаза. Голова гудела, словно колокол.
Впереди отчаянно билось, извиваясь толстым червём, тело Ашота. Один нападавший — высокий и жилистый, с резкими движениями хищника — зажимал ему рот и выкручивал руки за спиной. А другой, с необычайно мощными, точно у гориллы, ручищами, схватил армянина за ноги и волок к «Джипу», к его раскрытым настежь дверцам.
Слышались резкие голоса, выкрикивавшие что-то возбужденно и не по-русски. Жилистый с силой сдавил зажатую в локтевом сгибе шею Ашота. Армянин вдруг как-то весь обмяк и почти перестал брыкаться. Его движения сделались вялыми, словно у издыхающей, вытащенной на берег рыбы.