Жизнь с моей сестрой Мадонной
Шрифт:
Первым нас остановил репортер из сети «Е!». Он спросил у Фарры, как дела.
— В последний раз, когда вы писали обо мне, то переврали мое имя, — ответила она. — Вы даже не знаете, как оно пишется.
Она общалась с журналистами минут пятнадцать, и все это время репортер из «Е!» пристыжено стоял и молчал. Я потянул Фарру за собой, и мы направились ко входу.
Наконец, мы оказались внутри. Первым, кого мы встретили, был Райан О'Нил. Фарра явно встревожилась, но сказала мне, что хочет с ним
Когда я вернулся, Фарра все еще сидела рядом с Райаном.
Она сказала, что они собираются к Гарри Вайнштейну и что я могу присоединиться, если мне хочется. Меня не было в списке гостей, и мне не хотелось получить от ворот поворот. Я сказал, что лучше им поехать без меня. Фарра немного подумала, а потом решила остаться со мной.
Ту ночь мы закончили в доме моего друга Энди Уилла. Там было полно геев, которые просто обожали Фарру. Она была в восторге.
В августе 2002 года Мадонна пригласила меня на свой день рождения в Роксбери. Приглашения пятидесяти избранным были разосланы от имени «миссис Ричи». Я сразу же вспомнил, что в бытность свою замужем за Шоном Мадонна никогда не называла себя миссис Пени. Она носила самое знаменитое имя во вселенной и никогда прежде не отказывалась от него. Я понял, что для того, чтобы порадовать Гая, моя сестра готова на все. Очень нежный жест, исполненный подлинной любви, но мне все же казалось, что во всем этом есть элемент актерства.
В приглашении говорилось, что приходить нужно только в кимоно. Лица в иной одежде на прием допущены не будут. У меня было очень красивое красное хлопковое кимоно с белой росписью. Я купил его в Токио во время турне «The Girlie Show». В нем я и отправился.
В доме горели свечи. Сад тоже был украшен очень красиво.
Там я встретил Гвинет и остановился с ней поболтать.
Вдруг она пронзительно закричала:
— Кристофер, ты горишь!
Я оглянулся. Огонь охватил мое кимоно. Я сорвал его с себя и залил водой. Мы с Гвинет затоптали огонь.
Под кимоно на мне были черные брюки и черная рубашка. И я пришел на прием в этой одежде.
Тут появилась Мадонна. Я показал ей мое обгоревшее кимоно, в котором красовалась дыра размером с волейбольный мяч.
Она пожала плечами.
— Надевай так. На мой прием допускаются только те, кто одет в кимоно.
Она не спросила, все ли со мной в порядке, не получил ли я ожогов. Нет, ее волновали только ее гребаные правила.
Я не стал обращать на нее внимание и пошел танцевать с Гвинет.
Несмотря на мою непокорность Мадонна все же пригласила меня на генеральную репетицию нового концерта. Я приехал на студию «Сони» со смешанными чувствами. Когда я вошел, сцена была не освещена. Потом зажегся свет, и я увидел на сцене дерево. Моя идея! Только теперь дерево казалось сошедшим с экрана «Калигулы» — оно было темным, зловещим
Я смотрел на сцену, и мне было грустно. Мне было больно видеть, что Мадонна поет не в полную силу. Судя по всему, она находилась в весьма мрачном состоянии духа, и это отразилось на шоу. Впрочем, я не стал ей об этом говорить. Я отлично знал, как много значит для нее турне, и хотел поддержать ее. Домой с репетиции я ехал один. Мне хотелось плакать. Я знал, что мог сделать ее шоу гораздо лучше. Я отлично знал, насколько лучше выглядит Мадонна, когда ее концерты правильно поставлены. Мне безумно хотелось, чтобы наши отношения были прежними.
Мы с сестрой редко говорили о самом сокровенном, но порой делились чувствами в письмах. В начале 2002 года по письмам сестры я понял, какие проблемы омрачают ее брак и как это сильно на нее влияет. Сестра писала, что во всем полагается на каббалу и часто видится со своим наставником.
В каждом ее слове сквозила любовь к Гаю. Несмотря на наши разногласия я понимал, что Мадонна сильно привязана к мужу. Я желал ей счастья в семейной жизни. Я послал Мадонне доброжелательное письмо, в котором принимал сторону Гая. Я изо всех сил пытался помочь сестре понять его уязвимость. Я писал, что ему приходится жить в фантастическом, невероятном мире, что у него есть собственное эго и собственное представление о себе. Возможно, я разрушал иллюзии Мадонны, но Гай явно пытался найти свой путь. В какой-то мере я писал не только о нем, но и о самом себе.
Мадонна ответила сразу же. Она писала, что в Лондоне порой бывает одиноко, но она надеется найти свой путь. Я надеялся на то же самое. Совершенно не важно, что Гай мне не нравился. Он был ее мужем, и я хотел, чтобы она была с ним счастлива.
И все же я волновался о Мадонне. Гай был на десять лет ее младше. Да, она не мешала ему заниматься собственными делами. Но они оставались очень разными людьми, совершенно по-разному относились к жизни и миру. Я не знал, смогут ли они преодолеть эти различия. Я надеялся, что каббала поможет им пережить сложные времена. Мне оставалось рассчитывать только на то, что откровенность Мадонны знаменует собой новый этап в наших отношениях. Я так мечтал, чтобы мы снова стали близки. В мае 2002 года Мадонна пригласила меня в Лондон на премьеру пьесы «Бери — не хочу» (Up for Grabs), где она играла главную роль. Я полетел вместе со своим близким другом Дэвидом Кули. 23 мая мы отправились на премьеру. Вместе с нами были Руперт и Гвинет. Пьеса была довольно странной. Мадонна играла роль арт-дилера Лорен. По сюжету у нее были интимные отношения с женщиной. В одной сцене спектакля Мадонна брала в руки черный фаллоимитатор. Впрочем, содержание пьесы от меня совершенно ускользнуло.
На премьере присутствовал и Гай, но мы не общались. На следующий день Мадонна пригласила меня на обед в свой дом на Мэрилебон. Судя по всему, кризис их брака прошел, и я вздохнул с облегчением.
Мадонна жила в отреставрированном георгианском доме с террасой, недалеко от Гайд-парка. В доме была великолепная лестница, пять жилых комнат, большая библиотека, восемь спален и огромная гостиная с высоченными потолками. Но то, как Дэвид Коллинз оформил дом, мне не понравилось. Впрочем, кабинет Мадонны выглядел точно так же, как в нью-йоркской квартире, где его оформлял я.