Жизнь солдата
Шрифт:
Утром я проснулся поздно, но тем не менее, раньше других. Комната была залита солнечным светом. Теперь простор комнаты еще больше обозначился: потолки высокие, окна большие. Да, просторно жили здесь люди. Не то, что наши дома с низкими потолками и маленькими окошками. Была тишина. Я вышел в коридор и на улицу. Как хорошо было вокруг. Весь двор был окаймлен вместо забора могучими елями. Я решил обойти эти ели вокруг усадьбы. С двух сторон к дому отдыха примыкал лес. Позади дома был небольшой заросший пруд. На нем росли те же белые кувшинки и желтые кубышки, как у нас в Старике и в лесной Комаринке. С четвертой стороны было небольшое поле, на котором росла рожь. Рядом с полем уходила вдаль грунтовая дорога, вдоль которой росли
Когда я вернулся в комнату, все уже проснулись и бегали умываться. Умывальники висели во дворе в молодом ельнике. Настроение у всех было отличное. Но больше всех разговаривал высокий, широкоплечий юноша с удивительно редкими зубами. Ему было лет семнадцать, и он выглядел среди нас взрослым. Звали его Вадимом. Он-то и стал нашим постоянным затейником. И надо признаться, что в этом отношении нашей комнате очень повезло, так как все отдыхающие были здесь предоставлены самим себе. А этот Вадим оказался просто кладом для нас. Его редкозубый рот не закрывался ни на минуту. Откуда только брались бесконечные потоки шуток, анекдотов и всевозможных историй. Потом выяснилось, что он отлично играет на пианино. Я тоже хотел научиться играть на клавишах, но он и близко не подпускал меня к пианино. И всем наказал пианино не трогать. Он боялся, что мы расстроим инструмент, и тогда на нем невозможно будет играть.
Вадим часто давал нам концерты из классического репертуара. Тогда к нам в комнату несмело, по одному, входили мальчишки и девчонки из соседних комнат. Когда он завершал какую-нибудь сонату, все охотно хлопали ему и просили сыграть еще что-нибудь. Потом он рассказал нам, что окончил музыкальную школу по классу фортепиано. Везет же людям! Сколько я просил маму, чтобы меня отдали в музыкальную школу, но мама неизменно отвечала со вздохом: "Я бы с удовольствием, но у нас денег не хватит". А Вадиму что! Он у родителей один, а отец у него – крупный инженер.
Вадим приглашал в нашу комнату девчонок из соседних комнат и играл им вальсы, а они танцевали. Вадим тоже умел танцевать, но некому было играть на пианино.
Некоторые его шутки граничили с хулиганством. Так он однажды напоил кошку валерианой, и она затем бегала по коридору с ужасным мяуканьем. Прибежали девочки и стали стыдить нас за издевательство над кошкой. Вадиму это не понравилось, он решил и им как-то насолить. Взяв остатки валерианы на окне, он облил ею ручки дверей комнаты девочек. И тогда девочки пожаловались на него директору. Вадима вызвали к директору и целый час наставляли его на путь истины. Вернулся он злой и раздраженный, повторяя одну и ту же фразу: "Что они, шуток не понимают, что ли?"
После этого он как-то присмирел, перестал нас забавлять и забросил игру на пианино. И девочки больше к нам не ходили. И стало у нас в комнате непривычно тихо. Пришлось мне уединяться на лоне природы, так как с мальчишками дружбы не получалось.
Долгие часы я проводил под самой большой елью, лежа на траве и наблюдая за белыми облаками в синем небе. Это – очень интересное занятие. Надо только уметь наблюдать и совсем немного воображать. Пока облака передвигаются по небу, с ними происходят удивительные превращения. По небу плывут не просто облака, а бесконечная вереница всевозможных зверей. И кого там только нет: и бурые и белые медведи, и лоси, и зубры, и бегущие волки, и лисицы, и маленькие ежи. Одним словом, все звериное царство. А захотите и увидите орлов с широкими крыльями или даже археоптерикса. Все зависит от вашего воображения. Очень интересное занятие. Один раз я из-за этого опоздал на обед, и разносчица сердилась на меня.
Хорошо, что подошли последние дни пребывания в этом доме отдыха, а то становилось скучновато. Вадим куда-то исчезал на целый день, и мы его видели только по вечерам перед сном. Жаль конечно, что он так отрицательно
Обратный путь домой нам пришлось проделать ночью. Наш поезд прибыл в Могилев где-то за полночь, а в Рогачеве мы сошли в пять часов утра. Утро было уже в разгаре, но абсолютное большинство людей еще спало. Только хозяйки с коровами стояли у калиток в ожидании пастуха. Дома моему приезду очень обрадовались. Все говорили, что я очень хорошо поправился и здорово подрос. Наверно, они были правы. Хорошее питание при строгом режиме делают свое дело. К этому надо еще добавить, что я находился как раз в том возрасте, когда мальчишки стремительно обгоняют по росту девчонок. Это же закон природы.
В тот же день я неожиданно столкнулся с Дорой, старшей сестрой Бориса Драпкина. Я выходил из дома, а она заходила к нам в дом. Она мельком глянула и, как всегда, хотела пройти мимо, но вдруг остановилась и округлила на меня свои синие глаза:
– Ле-е-ва, – растянула она мое имя, – какой ты стал красивый парень!
Я только хмыкнул и вышел на улицу. Ее мнение меня мало интересовало, потому что она была уже взрослой девушкой, и вся наша улица знала, что она по уши была влюблена в Лешку Маслака. Но ее возглас и, особенно, взгляд лишний раз убедили меня, что я действительно стал лучше, чем был. Ведь раньше Дора проходила мимо меня, не обращая на мою внешность никакого внимания.
У наших соседей по двору Драпкиных было четверо детей: трое девочек и один мальчик. Отец, дядя Ефим, был сапожником и работал в артели «Прогресс». Мужчиной он был крупным, но тихим и добрым. Он редко сердился, но в гневе был страшен. Брился он очень редко, и поэтому у меня осталось такое впечатление, что он вечно ходил небритым. Именно ему я всегда читал свои сочинения. Другие плохо отзывались о моих первых пробах в литературе, а дядя Ефим всегда похваливал. По-моему, он всегда относился лучше ко мне, чем к собственному сыну. Мои единственные сапоги, которые я пронес от четвертого до десятого класса, он всегда ремонтировал бесплатно. Мама ему даст деньги за починку, а он отказывается, говоря:
– Грех брать деньги у сироты.
Хороший он был человек, но при этом – слабохарактерный. Командовала в семье его жена, тетя Рая, полная противоположность ему. Она хоть и была полуслепая, но зато очень сообразительная. Недаром трое из четырех ее детей были отличными математиками. Взрослые говорили, что они уродились в маму, хотя и мать, и отец были безграмотные.
Так вот тетя Рая занималась торговлей. Именно она приносила в семью тот необходимый доход, который обеспечивал им безбедную жизнь, так как дядя Ефим зарабатывал слишком мало для того, чтобы одевать и кормить четверых детей. Тетя Рая занималась в основном мелкой торговлей. Она пекла белые сладкие булочки и продавала их на базаре. Она сама часто говорила, что никакого дохода от этих булочек она не имеет. Единственно только то, что дети кушают эти булочки вволю. А булочки ее были действительно вкусные. Борис часто делился ими со мной. На базаре ее булочки быстро разбирали. Чтобы привлечь внимание к своему товару, все продавцы на базаре выкрикивали наименование своего товара. Тетя Рая тоже кричала, но плохо зная русские слова, мешала их с еврейскими словами:
– Кому булэлэ? Купите булэлэ!
Слово «булэлэ» по-еврейски обозначает булочки. Евреи смеялись над ней, но булочки все же разбирали. Однако, слово «булэлэ» прилепилось к ней, как кличка. Никто не говорил, что тетя Рая идет, а все говорили, что идет «булэлэ». Постепенно ее кличка перешла и на всю семью. Я знаю, что Борис очень переживал из-за этого, но на людской роток не накинешь платок. Приходилось терпеть. Удивительно, но по этой кличке их знал весь город. Если я говорил на другом конце города про Бориса Драпкина, то мне говорили, что не знают такого. Но стоило мне сказать, что это сын «булэлэ», как все его сразу вспоминали.