Жизнь солдата

Липовский Лев

Один раз я составил из игрушечных машин, колясок-вагончиков длинный-предлинный поезд через весь зал и даже с поворотом. У меня даже дух перехватило от переполнявшей меня гордости. Таких длинных поездов никто никогда не делал. На маленьких платформах и на машинах ехали десятки разных кукол и зверей, а я изображал машиниста и, дуя изо всех сил в перепонку между большим и указательным пальцами, издавал настоящие паровозные гудки, которые разносились по всему садику. Все дети сбежались в зал и с интересом смотрели на мой длинный поезд.

Вдруг

какая-то красивая девочка с двумя красными бантами в толстых косичках подошла к моему поезду и ударила ножкой по вагончику, где сидел зайчик. Вагон с зайчиком отлетели в сторону.

– Не ломай мой поезд! – закричал я ей.

Но она презрительно посмотрела на меня своими большими красивыми глазами и стукнула ножкой по другому вагончику, где сидела маленькая кукла. Оскорбленный до глубины души ее хулиганскими действиями и желая защитить свое сооружение, я подскочил к ней и изо всех сил оттолкнул ее от моего поезда. Она упала на спину, а из носа почему-то потекла кровь. Девочка даже не пыталась встать. Она забарабанила ногами по полу и запищала так сильно, что сбежались все воспитательницы. Они бросились ее поднимать, но она им не давалась и завизжала еще сильней. Тогда воспитательница позвала заведующую. Та прибежала и, увидев лежащую в крови девочку, испуганно закричала:

– Ирочка, что с тобой? – она быстро подняла ее и унесла в свой кабинет. Я был настолько ошеломлен этой сценой, что стоял ни жив ни мертв. Моя воспитательница, которая повесила мой рисунок с зеленым дубом на стену, спросила меня:

– Почему ты разбил ей нос?

– Я не трогал ее нос, – ответил я дрожащим и перепуганным голосом, – я только оттолкнул ее, чтобы она не разбивала мой поезд.

В это время быстро зашла заведующая и, схватив меня за ворот рубашки, с силой потащила меня к выходу.

– Больше в детский садик не приходи, – злобно прошипела она мне прямо в ухо, а на крыльце так турнула меня в шею, что я полетел кубарем по ступенькам вниз. Я разбил в кровь колено и ушиб голову, но от испуга не чувствовал боли. Меня в тот момент беспокоил совсем другой вопрос: что я скажу маме? Мне почему-то казалось, что я не имею права раньше, чем садик кончает работу, приходить домой. Удрученный случившимся, я вышел на улицу и увидел девочку, которая сидела посередине улицы и играла в песке.

– Тебя выгнали из садика? – спросила она таким тоном, как будто это самое обыкновенное дело. Ее вопрос меня озадачил. Откуда она знает, что меня выгнали из садика? Ведь кроме меня и заведующей никто об этом еще не знает. Ведь заведующая прошипела мне об этом прямо в ухо перед дверью на улицу. А девочка, не дождавшись ответа, сказала:

– Садись, поиграем вместе. Я сел на теплый песок, но играться мне совсем не хотелось. Я вспомнил, что в садике осталась моя кепка, а идти за ней опасался.

– Ты не думай, – сказала девочка, перебирая желто-серый песок. И я понял, что она советует мне не переживать. Удивительно спокойная девочка, такая

же маленькая, как и я, а рассуждает, как взрослая. Мне стало стыдно перед этой необыкновенно рассудительной девочкой и, чтобы как-то оправдать свои переживания, я сказал:

– Тебе хорошо, у тебя ничего не осталось в садике, а у меня там кепка осталась. Получалось, как будто я переживаю не столько из-за того, что меня выгнали, сколько за оставленную кепку.

– А ты иди и забери ее, – сказала она обыденно, будто речь идет о пустяковом деле.

– Да, попробуй! – сказал я. – А она мне и второе колено разобьет, – и я показал ей разбитое колено.

– Не бойся, – сказала она, – она уже, наверно не сердится. Моя мама тоже такая: когда злится, бьет меня, а как злость у нее проходит, так обнимает и целует меня.

Я на минутку представил себе, как заведующая детским садом обнимает и целует меня, и мне вдруг стало смешно. Я рассмеялся, и все мои страхи улетучились.

Дело в том, что у нас дома как-то не принято было обниматься и целоваться. У нас и так были хорошие взаимоотношения с мамой. Она никогда меня не била и никогда не обижала. Ведь я был сирота.

– Ну, я пошел за кепкой, – сказал я девочке.

– Иди, иди, не бойся, – сказала она, – она уже не сердится.

Вошел я во двор садика, завернул за угол дома, а на крыльце стоит во всей своей красе заведующая. Она была действительно красивая женщина. Высокая, стройная, с приятными чертами лица. И не верилось, что внутри у нее все кипит и негодует на всех и на все. Увидев меня, она вознегодовала и покраснела от ярости.

– Ты зачем вернулся? – проговорила она злобно. – Я же тебе ясно сказала, чтобы ты больше в садик не приходил!

Но я, стоя в отдалении, уже не боялся ее, как бы она не сердилась. В случае чего я мог убежать на улицу. Не станет же такая красивая и гордая дама гоняться за мной на улице.

– У меня там кепка осталась, – сказал я, глядя прямо в ее сердитые глаза. Она вошла в дом, вынесла мне кепку и бросила ее мне в ноги.

– Больше не приходи! – крикнула она мне в спину.

Когда я дома сказал маме, что меня выгнали из детского садика, она от неожиданности присела на стул, глядя на меня тревожными глазами.

– Что там стряслось? – спросила мама.

– Я толкнул девочку за то, что она нарочно разбила мой поезд, а она упала, и при этом у нее пошла кровь из носа, – рассказал я виноватым голосом.

Из своей половины дома вышла к нам соседка тетя Сарра.

– Вы слышали? – говорит мама ей. – Его выгнали из садика.

– Наверно, у них очень строгая заведующая, – говорит тетя Сарра.

– Какая там строгая, – говорит мама, – она просто злая фурия. Это же Капустинская. Если ей дать власть, она разгонит весь мир. Она считает, что все виноваты в том, что у нее не получилось нормальной жизни. Подумаешь, осталась с одним ребенком. Я осталась с четырьмя и то ни на кого не имею зла!