?Жизнь в авиации
Шрифт:
— Кто это? — спросил я.
Начальник штаба вышел и через минуту привел ко мне небольшого широкоплечего бойца в шинели.
— Наш воздушный стрелок Алексей Каравацкий. Говорит, что ваш земляк…
Выяснилось, что мы действительно земляки. Солдат объяснил:
— Мы служим вместе с братом в одном полку. Когда узнали, что приехал генерал Красовский, брат послал меня посмотреть, не наш ли земляк… Раньше я вас никогда не видел, но зато хорошо знал в Глухах ваших братьев. Односельчане говорили, что все шестеро Красовских очень похожи друг на друга. Поэтому, когда я увидел вас, сразу догадался,
Я ничего не знал о судьбе матери, о братьях. И сразу спросил у Алексея о родных.
— Братья ваши в Красную Армию пошли, а что с мамашей — не знаю. Там у нас партизанский отряд формировали, может, туда попала…
Вечером мы ужинали с Каравацким в летной столовой. Алексей держался скромно и зарделся, когда командир полка сказал, что мой земляк ведет себя в бою достойно. Под стать ему и брат Андрей. Оба служат примером для многих.
Из беседы с Каравацким я узнал, что здесь же, на Брянском фронте, находятся мои братья Василий и Игнат, много земляков с Быховщины.
Ни своих братьев, ни Каравацких повидать мне больше не пришлось. Они погибли в боях. И когда после войны отец братьев Каравацких спросил меня: “Что же ты, Степан, не сохранил мне ни одного сына?” — я не знал, что ответить старику. У войны свои, жестокие законы…
Войска Брянского фронта оборонялись восточнее рубежа Волхов — Новосиль Щигры, прикрывая своим правым крылом направление на Тулу, а левым — на Воронеж.
К началу весны 1942 года в состав нашего фронта дополнительно вошли 40-я и 48-я армии. По-видимому, Верховное Командование считало, что с началом летнего периода основные военные события могут вновь развернуться неподалеку от советской столицы, что именно здесь противник и готовит нам решительный удар.
В период обороны наша авиация продолжала вести активную разведку, бомбардировщики и штурмовики действовали по вражеским коммуникациям, истребители, прикрывавшие свои войска, участвовали в напряженных воздушных боях. Мы использовали весь самолетный парк, в том числе и устаревшие машины, которые выполняли самые разнообразные задачи. Так, например, очень эффективно действовали экипажи 208-й ночной бомбардировочной авиадивизии, вооруженной самолетами СБ, Р-5, Р-зет, По-2.
Командир дивизии Феодосии Порфирьевич Котляр рассказал мне о замечательном подвиге летчика Шалико Козаева и штурмана Евгения Овчинникова. Им было поручено передать пакет с приказом командующего фронтом генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова командиру танковой дивизии, отрезанной противником от наших главных сил.
— Посадку можно произвести только на озеро и под обстрелом противника, предупредили Козаева.
— Сделаю все, что могу! — ответил летчик.
Ночью маленький По-2 полетел в тыл противника. Когда он появился над замерзшим озером, немцы открыли огонь из орудий и минометов. Кажется, не было ни одного метра пространства, который бы не простреливался. И тем не менее Шалико Козаев не дрогнул. Он повел свою машину на посадку.
Приказ был вручен своевременно. Через полтора часа летчик прибыл на КП фронта.
— Товарищ командующий, ваше задание выполнено. Докладывает пилот рядовой Козаев.
— Рядовой? — удивился генерал Голиков. — Ну так вот что, голубчик, за безупречное выполнение
— Служу Советскому Союзу! — ответил Шалико.
Командир дивизии всегда поручал наиболее ответственные задания экипажу Козаева. Короткая фронтовая жизнь Шалико Васильевича была достойна глубочайшего уважения. Он родился в Осетии. В семье Козаевых было три сына: Шалико, Федор и Вячеслав. Все они учились в Цхинвальском аэроклубе, а когда грянула война, добровольцами ушли на фронт. Шалико сразу же стал любимцем в полку ночных бомбардировщиков. Под стать командиру экипажа был и штурман Овчинников. Юные следопыты школы № 4 города Челябинска, где в довоенные годы учился Евгений, раздобыли немало новых материалов о нем. Я приведу некоторые из них.
22 июля 1941 года вместе с офицерами Оренбургского авиаучилища штурманов Евгений выехал на фронт. В этот день он писал родителям: “За меня не беспокойтесь. Я не осрамлю наш народ!”
В канун 1942 года командование полка сообщило родителям Овчинникова: “Ваш сын Евгений отлично выполняет боевые задания. Только в ночь на 17 декабря он сделал семь вылетов, а 18 декабря — восемь, налетав при этом 8 часов 15 минут. Это — полковой рекорд. Он произвел уже 200 ночных вылетов”. А сам Евгений писал отцу и матери: “Безмерно рад сообщить вам, что меня приняли в члены Коммунистической партии. Теперь я буду защищать нашу Родину коммунистом”.
Свой последний героический подвиг Козаев и Овчинников совершили в ночь на 17 января 1943 года во время Острогожско-Россошанской операции.
Один из корпусов 3-й танковой армии вырвался далеко вперед. Связь с ним была прервана. Найти танкистов и передать им приказ командующего фронтом такую задачу предстояло выполнить Козаеву и Овчинникову.
Отважный экипаж доставил пакет по назначению, но на обратном пути неподалеку от аэродрома противника его обстреляли немецкие зенитки. Самолет загорелся. Козаеву и Овчинникову с трудом удалось посадить пылающую машину. К ней кинулись фашисты.
До последнего патрона отстреливался Козаев, прикрывая отход раненого штурмана. Он не сдался врагам и принял смерть в бою.
Овчинников торопился на восток, чтобы доставить донесение, полученное в штабе танкового корпуса. Казалось, вот-вот дойдет он до реки Черная Калитва, на противоположном берегу которой расположены наши войска. Всего несколько сот метров отделяло его от заветной цели, и тут Евгения настигла погоня. Свора овчарок бросилась на штурмана. Собаки повалили его в снег…
Евгения допрашивал фашистский офицер. Ни на один вопрос не ответил ему отважный советский воин.
— Коммунисты не изменяют Родине! — таковы были последние слова героя.
Враги расстреляли Евгения за несколько минут до того, как хутор Карачун был освобожден советскими войсками…
Мне хочется выразить глубокую признательность матерям Шалико Козаева и Евгения Овчинникова, воспитавшим таких замечательных сыновей. Хочется, чтобы память о героях, погибших ради жизни на земле, была увековечена в их родных местах. Пусть воспитанники Цхинвальского аэроклуба летают так же смело, как Шалико, а челябинские комсомольцы сверяют свое поведение с поступками Евгения.