Жизнь в розовом свете

Бояджиева Мила

В маленьком городке на юге Италии, где они сняли уединенный деревенский домик, принадлежавший некогда рыбацкой семье, было солнечно, тепло и удивительно спокойно. Здвесь люди не оборачивались вслед актрисе и вряд ли когда-либо слышали о стране, престол которой приналлежал Николосу. Они были обычной парой заезжих путешественников - не слишком молодой и не настолько богатой, чтобы останавливаться в курортных отелях или, на худой конец, взяв напрокат автомобиль, наведываться вечерами в близлежащие ресторанчики.

Иностранцы редко покидали дом, где среди выбеленных стен

гуляли вольные сквозняки, а босые ступни с наслаждением шлепали по холодным каменным плитам - ведь песок у моря чуть не плавился от жары. Крутой берег зарос колючим кустарником, а в темно-зеленом листве сада, обжигая взгляд, свесились оранжевые апельсины.

– Мы сошли с ума, - сказал через три дня Николас, глядя в потолок над кроватью, расчерченный темными деревянными балками.

– А мне больше не нужен ум, - приподнявшись на локте, Агнес заглянула в его лицо и снова почувствовала, как обрывается сердце.
– Мне нужен ты.

– Я бы предпочел остаться здесь до конца своих дней. Лишь бы только не выпускать тебя из объятий.

– А престол, Николас Кораджич? Если народ вновь позовет своего государя?

– Я давно не думаю об этом, дорогая... Я - бывший король, бывший летчик, бывший отец и муж... Ведь я отрекся от семьи, Агнес. Раз я с тобой - я больше не могу оставаться с ними.

– Не беда, мальчики уже большие, они поймут. А Стефани мы выплатим щедрые отступные

Ник покачал головой: - Я беден, Агнес. Кроме дома под Версдином и преподавательского жалованья у меня ничего нет. Имущество нашего рода конфисковано после войны.

– Но у меня есть все.
– Агнес, наконец, поняла, к чему стремилась все эти годы - к этой фразе. К возможности оплатить свое счастье. Ник лишь горько усмехнулся: - Ты ведь понимаешь, что такие слова должен произносить мужчина.

– Но ты талантлив, смел, молод. Ты можешь работать. А если не хочешь мы поселимся вот в таком домике на краю света. Я умею мыть полы и печь лепешки. И ещё - я буду тебе петь!

– Сейчас мне кажется, что я соблазнил пятнадцатилетнюю глупышку.
– Ник задумчиво погладил её волосы.
– И зачем я помчался в Сплит? Ведь знал, ведь я все уже знал!... С тех пор, как впервые увидел тебя на экране и подумал: "А это та, которую я искал всю жизнь".

– Что же теперь будет с нами?
– обвив его, Агнес прижалась к смуглой, поросшей седоватыми завитками, груди.

– Больше всего на свете я боюсь потерять тебя... И себя... Я никогда не был слабым и униженным, Агнес. Я не подчинялся обстоятельствам - я побеждал их. Хотя бы тем, что сумел обеспечить семью, сев за штурвал самолета. Нет работы, унижающего кормильца.

Агнес рассмеялась: - Милый, во время подобных монологов я вижу корону на твоей голове и алую мантию. Но даже такой как сейчас - без единой нитки одежды, ты - самый могущественный, самый желанный мужчина на свете.
– Я думала, что не способна любить, - сказала Агнес через некоторое время..

– Ты же не знала, что встретишь меня.

– Вероятно чувствовала. Ради этого и стала звездочкой - чтобы заметил меня и узнал.

– Звездой. Звездой всей моей жизни.

Они

могли говорить только о своей любви или заниматься любовью. Они отгородились стеной от мира, боясь заглянуть за нее. Старик-итальянец, носивший по утрам корзину с провизией, ничего не понимал по-английски. Пять дней превратились в вечность, переполненную любовью - капля таких чувств, размешанная в бочке обычной жизни, могла бы сделать её вполне счастливой. А здесь - густейший концентрат, убийственный и прекрасный, как электрический разряд, сжатый в шаровой молнии...

От переполнявших её чувств Агнес часто плакала.
– Я не знаю, что мне делать со всем этим.
– Она приложила ладонь к груди.
– Здесь настоящий пожар и потому так много слез. Но пламя не утихает.

– Не надо грустить, дорогая. И не нужно столько воды. У нас под боком море, а впереди - целая жизнь.
– Ник прижал её к себе, стараясь скрыть, как тревожат его мысли о будущем.

– Мне кажется, они могли бы завершить эту огнеопасную связь двойным самоубийством, - вмешалась Ди.
– Поплыли бы вечером в открытое море, пока хватило сил... И умерли бы, взявшись за руки, с последними лучами уходящего солнца... Во всяком случае, извини дорогая, перспектив здесь я не вижу никаких.

– Ну почему же? Можно ведь развестись, уладить как-то дела с детьми... Они здоровы, полны сил, окрылены страстью.

– Страсть проходит. Остается оскорбленное тщеславие и стыд за преступное легкомыслие. Уж лучше умереть вовремя. Как принц Рудольф с Марией Вечере в Мейерлинге. Или Ромео и Джульетта.

– Ты отвратительно жестока, Ди. Ведь они едва нашли друг друга и так хотели жить! Николас сказал: "Жди меня здесь, я все улажу, вернусь и заберу тебя навсегда".

– Она поверила? Х-мм...
– Ди с сомнением покачала головой.

Неделю Агнес просидела в деревенском доме, чувствуя, как с каждым днем растет страх - ведь она даже не знала, где искать Ника. Казалось, что с ним произошло нечто страшное. Наконец, она решилась выбраться в город и позвонить Питеру в Вену.

– Я ждал, когда ты появишься. Тебе пришла телеграмма из Англии, доложил деревянный, без интонаций голос.

– Читай.
– Сердце Агнес оборвалось, она еле шевелила похолодевшими губами.

– Я не актер, монологи о любви не мой конек. Передаю суть - младший сын твоего приятеля попал в автокатастрофу - свалился с мотоцикла. Он выжил, но пока в больнице. Господин Кораджич не может отойти от его кровати... Эй, Агнес, ты меня слышишь?
– Питер подул в трубку.

– Это должно было случиться, - после долгой паузы прошептала она.
– Я скоро вернусь.

7.

Агнес незаметно пробралась в свой венский дом. Просто не накрасилась, повязала голову косынкой и прошмыгнула под носом дежуривших у ворот журналистов. Ведь в воздухе уже пахло сенсацией

– Так, - сказала она, выйдя из ванны, в которой пролежала не менее часа.
– Пригласи доктора Вендена. Он присочинит какой-нибудь трогательный, но дорогостоящий диагноз.
– Агнес потуже закрутила тюрбан из полотенца. Что ты думаешь насчет анемии?