Жизнь в розовом свете

Князева Людмила

— Но у меня есть все. — Агнес, наконец, поняла, к чему стремилась все эти годы — к этой фразе. К возможности оплатить свое счастье. Ник лишь горько усмехнулся: — Ты ведь понимаешь, что такие слова должен произносить мужчина.

— Но ты талантлив, смел, молод. Ты можешь работать. А если не хочешь мы поселимся вот в таком домике на краю света. Я умею мыть полы и печь лепешки. И ещё — я буду тебе петь!

— Сейчас мне кажется, что я соблазнил пятнадцатилетнюю глупышку. — Ник задумчиво погладил её волосы. — И зачем я помчался в Сплит? Ведь знал, ведь я все

уже знал!.. С тех пор, как впервые увидел тебя на экране и подумал: «А это та, которую я искал всю жизнь».

— Что же теперь будет с нами? — обвив его, Агнес прижалась к смуглой, поросшей седоватыми завитками, груди.

— Больше всего на свете я боюсь потерять тебя… И себя… Я никогда не был слабым и униженным, Агнес. Я не подчинялся обстоятельствам — я побеждал их. Хотя бы тем, что сумел обеспечить семью, сев за штурвал самолета. Нет работы, унижающего кормильца.

Агнес рассмеялась: — Милый, во время подобных монологов я вижу корону на твоей голове и алую мантию. Но даже такой как сейчас — без единой нитки одежды, ты — самый могущественный, самый желанный мужчина на свете. — Я думала, что не способна любить, — сказала Агнес через некоторое время…

— Ты же не знала, что встретишь меня.

— Вероятно чувствовала. Ради этого и стала звездочкой — чтобы заметил меня и узнал.

— Звездой. Звездой всей моей жизни.

Они могли говорить только о своей любви или заниматься любовью. Они отгородились стеной от мира, боясь заглянуть за нее. Старик-итальянец, носивший по утрам корзину с провизией, ничего не понимал по-английски. Пять дней превратились в вечность, переполненную любовью — капля таких чувств, размешанная в бочке обычной жизни, могла бы сделать её вполне счастливой. А здесь — густейший концентрат, убийственный и прекрасный, как электрический разряд, сжатый в шаровой молнии…

От переполнявших её чувств Агнес часто плакала. — Я не знаю, что мне делать со всем этим. — Она приложила ладонь к груди. — Здесь настоящий пожар и потому так много слез. Но пламя не утихает.

— Не надо грустить, дорогая. И не нужно столько воды. У нас под боком море, а впереди — целая жизнь. — Ник прижал её к себе, стараясь скрыть, как тревожат его мысли о будущем.

— Мне кажется, они могли бы завершить эту огнеопасную связь двойным самоубийством, — вмешалась Ди. — Поплыли бы вечером в открытое море, пока хватило сил… И умерли бы, взявшись за руки, с последними лучами уходящего солнца… Во всяком случае, извини дорогая, перспектив здесь я не вижу никаких.

— Ну почему же? Можно ведь развестись, уладить как-то дела с детьми… Они здоровы, полны сил, окрылены страстью.

— Страсть проходит. Остается оскорбленное тщеславие и стыд за преступное легкомыслие. Уж лучше умереть вовремя. Как принц Рудольф с Марией Вечере в Мейерлинге. Или Ромео и Джульетта.

— Ты отвратительно жестока, Ди. Ведь они едва нашли друг друга и так хотели жить! Николас сказал: «Жди меня здесь, я все улажу, вернусь и заберу тебя навсегда».

— Она поверила? Х-мм… — Ди с сомнением покачала головой.

Неделю Агнес просидела

в деревенском доме, чувствуя, как с каждым днем растет страх — ведь она даже не знала, где искать Ника. Казалось, что с ним произошло нечто страшное. Наконец, она решилась выбраться в город и позвонить Питеру в Вену.

— Я ждал, когда ты появишься. Тебе пришла телеграмма из Англии, доложил деревянный, без интонаций голос.

— Читай. — Сердце Агнес оборвалось, она еле шевелила похолодевшими губами.

— Я не актер, монологи о любви не мой конек. Передаю суть — младший сын твоего приятеля попал в автокатастрофу — свалился с мотоцикла. Он выжил, но пока в больнице. Господин Кораджич не может отойти от его кровати… Эй, Агнес, ты меня слышишь? — Питер подул в трубку.

— Это должно было случиться, — после долгой паузы прошептала она. — Я скоро вернусь.

7

Агнес незаметно пробралась в свой венский дом. Просто не накрасилась, повязала голову косынкой и прошмыгнула под носом дежуривших у ворот журналистов. Ведь в воздухе уже пахло сенсацией.

— Так, — сказала она, выйдя из ванны, в которой пролежала не менее часа. — Пригласи доктора Вендена. Он присочинит какой-нибудь трогательный, но дорогостоящий диагноз. — Агнес потуже закрутила тюрбан из полотенца. Что ты думаешь насчет анемии?

— Значит, работать ты не будешь? — уточнил Пит. — Подумай хорошенько, расторжение контрактов влетит тебе в копеечку… Анемия — звучит красиво. Похоже на название цветка.

— Я могу себе позволить каприз. Белка вырвалась из колеса, Питер.

— Но не для того, чтобы попасть под первый же велосипед.

— Чтобы уехать в Англию.

Пит присвистнул: — Не лучшее путешествие для ноября.

— Я не собираюсь совершать тур под достопримечательностям. — Агнес загадочно улыбнулась. Ей представлялось, что несколько дней они с Ником вообще не покинут номер гостиницы. Они решат все, не разжимая объятий.

Питер кое-как утряс дела с театром, о необходимости отдыха Агнес Петти заявил журналистам врач, были заказаны билеты на самолет.

Однако Агнес никуда не поехала. Она заболела. Ее начало тошнить по утрам. Один раз, едва не потеряв сознание, Агнес рухнула прямо на пол в ванной комнате, держась за живот.

— Сомнений нет, вы ждете ребенка, дорогая, — изрек свой приговор после осмотра доктор Венден. Агнес на минуту потеряла дар речи — ей это вообще не приходило в голову. Весь предшествующий опыт говорил о том, что она не способна беременеть.

— Но… Но ведь со мной никогда не случалось ничего подобногоу… Я и не думала о возможности зачатия.

— О… В вопросе зачатий природа большая шутница… Недавно у меня родила шестидесятилетняя пациентка. А вы — так молоды и вполне здоровы. Очевидно, имела место большая любовь… — Доктор лукаво прищурился.

— Об этом пока знаем только мы вдвоем. Договорились, дорогой Франц? многозначительно посмотрела на толстяка Агнес, подумав, что молчание доктора и в самом деле обойдется недешево.