Жизнь в стиле С
Шрифт:
— Мне всего достаточно. Я ничего не боюсь и тем паче не стараюсь подцепить Андрея. Простите за беспокойство. Я улажу свои дела сама.
— Как?! — вскипела Валентина. — Сделаете аборт? Избавитесь от ребенка? Только попробуйте. Я сама от вас избавлюсь!
— Что вы от меня хотите? — простонала Таня.
— Для начала узнать правду. От кого вы беременны? У вас есть любовник?
— Простите, Валентина Петровна, — Татьяна, не желая продолжать бессмысленный разговор, поднялась. — Мне пора.
— Сядьте, черт подери! И прекратите строить из себя оскорбленную невинность. Давайте, думать, что
Таня неохотно опустилась на стул. Сдерживая подступившие к глазам слезы, выдавила:
— Предложение первое: не заставляйте меня оправдываться. Я ни в чем не виновата. Кроме Андрея у меня долго не было ни одного мужчины. Доказать это невозможно.
— Андрей не может иметь детей, — процедила Валентина.
— Тем не менее, я беременна.
Разделенные полотнищем стола, женщины мерялись взглядами. Танин, влажный, измученный, не уступал по твердости настойчивому взгляду Валентины.
— Я вам верю, — призналась та.
— А Андрей?
— Не знаю. Во всяком случае, он по-прежнему собирается жениться на вас.
— Как он относится к ребенку? — Таню волновало другое.
— Как бы вы чувствовали себя на его месте?
— Я готова пройти любую экспертизу.
— Действительно?
Таня, горько вздохнула, еще немного и ей придется доказывать, что она чиста аки голубица. Увы, на голубицу, она не тянула. В Таниной жизни были мужчины и до Генки, и после него. Их не было только сейчас. За два месяца до знакомства с Рощиным она «уволила» последнего ухажера.
Самый «ударный» в смысле секса период жизни начался, когда Никите исполнился год и лучшая подруга, соседка, одноклассница, Ира, отработав два года за границей, вернулась домой. Дискотеки, гости, кафе — жизнь бурлила приключениями. Будущее обрело свет и перестало рисоваться в мрачных тонах одиночества. К сожалению, на излете печали появился Юрченко и сказка, поманив heppy endом, закончилась новым разочарованием. Беременная Машей Таня узнала, что Ирка спит с ее мужем.
Новость поставила жирную точку в долгой дружбе. Подруга не первый раз вторгалась в чужие пределы. Редкий Танин ухажер избегал пристального внимания. Но то были ухажеры, а это — свет в окошке Геночка. Его Ирке простить Таня не смогла.
— Я ничего не прошу у вас. Ничего не требую от Андрея. Извините, мне пора, — не дожидаясь ответа, Таня решительно направилась к выходу. Старшая Рощина проводила ее взглядом и, достав мобильный, набрала номер:
— Андрей, извини, но, кажется, я все испортила. Я захотела потолковать с Таней, а она обиделась. Думаю, она уйдет от тебя. Я бы на ее месте так и поступила. Что делать? Звони срочно Алле Аркадьевне, пусть забирает Машеньку и срочно едет к нам. Сам отправляйся к Тане и выясняй отношения. Если тебе это, конечно, надо.
РОМАН
Надин замерла перед зеркалом. Застыла в волосах рука с черепаховым гребнем, окаменели плечи, опустел взгляд, устремленный в серебряную гладь. Злая безответная мысль камнем давила сердце. Что делать? Что делать дальше?
Стена, думала Надин. Я стою перед стеной и пытаюсь пробить ее лбом. Зачем? Я спасла Олю. Спасла Федю Прядова. Петя Травкин спас свою
Паша сказал:
— Тебе надоело спасать все человечество, и ты взялась за конкретных людей. Ладно, Оля — родная кровь, не захочешь — вмешаешься. Но зачем тебе эти ребята? Они почти взрослые люди и сами способны решать, на что тратить свою жизнь.
— Они глупые и доверчивые дети, — возразила Надин. — Я не могу спокойно смотреть, как их, словно ягнят, ведут на заклание.
— Они не ягнята, а бараны, — оборвал Матвеев пустой разговор. — Впрочем, развлекайся, я не против.
«Я не развлекаюсь, — Надин грустно улыбнулась своему отражению. От того будут ли живы эти едва знакомые ей люди, казалось, зависит ее собственное будущее. — Я просто не могу иначе».
В желании удержать ребят было что-то истерическое, надрывное, неконтролируемое. Потому требовать чтобы, Павел или Петя Травкин, относились к молодым эсерам также как она, было глупо. Пашу интересовала семья и завод, Петю Травкина — молодая жена, договор на книгу, деньги, которые после недолгих раздумий пообещал заплатить Семенов…
Надин провела гребнем по волосам. Разделенные резными зубьями тонкие пряди струились легко и плавно. Тяжко и натужно стелилась вслед движению мысль:
«Я не отступлю, — ясной мелодией звенело в мозгу. — Дело не в том, кого и зачем я спасаю. Суть в том, что у меня есть потребность поступить именно так. Я спасаю ребят для собственного спокойствия. Может быть, искупая прошлые грехи, может быть, выкупая будущие радости. Так или иначе, я не отступлю, пойду до конца, не позволю творить зло. Не позволю и диктовать мне условия».
Надин не хотела, боялась признаться себе, что рада предстоящему сражению. Безмятежная жизнь приелась ей. Однообразие мирных дней стало в тягость. Хотелось острых переживаний, новых ощущений. Жизнь на грани, на острие, в звенящем волнении натянутых нервов манила вновь, дразнила кровь адреналиновым дурманом.
«Никто не посмеет диктовать мне условия, — думала Надин, не замечая, возникшего на лице хищного выражения. — Лучший способ защиты — нападение! На силу всегда найдется сила. Я не желаю быть игрушкой в руках верховников. Я буду жить, как считаю нужным и не позволю командовать собой! Если он не оставит меня в покое, то сильно пожалеет! — последняя фраза касалась бывшего любовника Надин, непосредственного руководителя БО, Генриха Ярмолюка. По его инициативе, как полагал Люборецкий и намекнул Гурвинский, и заварилась вся эта каша.
Надин вздохнула тяжело, пересела к столу, обмакнула перо в чернильницу, вздохнула еще раз над чистым листом бумаги, вывела аккуратно:
«Я не знаю, что делать».
Едва жирная точка увенчала пакт о капитуляции, как в голове возникла интересная идея. Скрижальский и Семенов потому согласились платить Пете деньги, что не могут покинуть город! Они заняты подготовкой к крупной акции! К крупной и скорой! Через полторы недели на праздничное богослужение во Владимирском соборе ожидается делегация из столицы. Обещали прибыть: три генерала, четыре министра, возможно, сам премьер-министр Андрей Аркадьевич Красавин. И кто-то из них наверняка приговорен эсерам к смерти.