Жизнь в трех лицах
Шрифт:
Вопросительный знак принял позу мыслителя и задумчиво потер несуществующий подбородок. А через секунду я увидела свои земли с высоты птичьего полета. Вот основное здание с давно некрашеными стенами и стершимися от времени ступенями, вокруг неровным пятном раскинулся заросший неухоженный сад. Пролетев над лугами и пастбищами, увидела деревеньку, рядом расположились добротные строения козьей фермы. Пожалуй, козам в моих новых владениях жилось лучше всего. И не удивительно.
Дед Маркуса был военным человеком, за свои заслуги он получил это поместье, и после ранения, оставив службу, поселился на природе, женился и
Заключив долгосрочный договор с королевским двором на поставку высококачественной шерсти, Кристон Бэкруд получил разрешение передавать поместье по наследству при условии сохранения поголовья и производства*.
Отец Маркуса с удовольствием продолжил прибыльное дело, но жизнь его трагически оборвалась, когда ему было всего сорок лет. Вдова, оставшись с сыном-подростком, довольно быстро утешилась в объятиях Томаса Бэкруда, дальнего родственника покойного мужа. Пока она была жива, Маркус активно занимался козоводством, дело процветало, принося хорошую прибыль. Но после ее смерти все изменилось. Молодой Бэкруд сбежал в столицу, а в поместье вся власть сосредоточилась в руках его отчима.
И хотя отлаженное дело должно было приносить неплохой доход, само поместье постепенно приходило в упадок, а Маркус получал все меньше денег на свои развлечения.
Магия во мне приобрела горьковатый привкус печали.
— Не грустите, — ласково сказала я пляшущим желто-зеленым язычкам, — мы приведем в порядок дом и сад, разберемся с проблемами в деревне и вернем уважение роду Бэкруд. Я обещаю. Только мне нужно забрать нити управления у Томаса.
На этот раз завихрение магии приняло форму атама, особого ритуального кинжала, ладони коснулось острое лезвие, и выступившие капли крови впитались в него, принимая мое обещание. Ранка затянулась, но в самую последнюю секунду щелкнул клюв, подхватывая крохотную рубиновую каплю, желтый глаз подмигнул, и все пропало.
Я пришла в себя и осмотрелась. Кристалл все также покоился в каменной чаше, освещая зал и посылая вверх яркие лучи. Теперь-то я знала, что это и есть нити управления поместьем. Я чувствовала удивительный подъем сил, внутри пузырьками шампанского бурлила радость.
И лишь одна мысль омрачала мой настрой — для чего моя кровь понадобилась вездесущему помощнику Смерти?
*Поместье — изначально это земельный надел, который давался за службу во временное владение. Передать по наследству его было нельзя. В этом его отличие от вотчины. Но иногда случались исключения, как в нашем случае. Потом эти понятия объединились в одно — имение.
Глава 5
Ханна ждала меня у дверей. Удовлетворенно осмотрела кожу рук и лица, вернувшую благородную бледность, поправила прическу и платье. Мы не спеша двинулись в обратный путь. Где-то за спиной заворочался, приходя в себя, стражник.
— Надеюсь, у меня все получилось, — негромко произнесла я, с улыбкой вспоминая ласковые язычки магии дома.
— Уж будьте уверены, дора. — Ханна за спиной хмыкнула. — Прислушайтесь.
Действительно, весь дом гудел, как растревоженный улей. Мы еще не вышли в общие коридоры,
Я замерла в растерянности. Откуда-то я знала, что забрать у Томаса нити силы очень важно, но что потом с ними делать — не представляла. В своей прошлой жизни я работала преподавателем начальных классов, и мои обязанности никак не включали управление целым поместьем. Может быть, я по неосторожности что-то сломала? Иначе, почему все так возмущаются?
— Дора Ангелина, вы, наверное, никогда не жили в родовом поместье и не знаете, какую функцию выполняет Сердце дома? Позвольте я вам расскажу. Когда вы перенастроили на себя нити управления, все отданные ранее распоряжения и приказы перестали действовать, так же как заблокировалась система доступа в ряд помещений. Например, повара теперь не могут открыть кладовые, управляющий — свой кабинет и сейф, экономка, а значит и весь остальной штат прислуги, — подсобные помещения, и так далее. Чтобы восстановить нормальное функционирование дома, вам нужно подтвердить статус управляющего персонала, заново утвердив их права и обязанности.
— Это что же, мне каждой горничной нужно разрешение выдать и ее функционал прописать? — я в ужасе схватилась за голову.
— Ну что вы, дора. Это было бы слишком утомительно. Необходимо определиться только с основными людьми — управляющим, экономкой, поваром и главным садовником. А уж они дальше сами разберутся.
Что ж, это звучит более оптимистично. В книгах юные девы одним пальцем управляли не то, что скромным поместьем, а целыми замками. Я несколько раз глубоко вздохнула, задрала подбородок, придала лицу холодный, несколько утомленный вид, и вышла в коридор.
Я ожидала увидеть стайку серых мышек женского и мужского пола, но мне навстречу спешил только разъяренный свекор, потрясая кулаками и гневно топорща редкие усики.
— Дорт Томас, я вижу, вы расстроены, — воскликнула, не позволив ему первому выразить всю степень своего возмущения, — пожалуйста, не обижайтесь на меня, это вынужденные неудобства, скоро все заработает.
Он не стал меня слушать. Окинул бешенным взглядом, грубо толкнул и скрылся на лестнице. ведущей к Сердцу дома.
Весь обитатели поместья собрались в главном холле и теперь встревоженно переговаривались, не зная, чего ожидать от новой хозяйки. Но стоило мне появиться из-за портьер, скрывающих вход в коридор, как все разговоры смолкли, и на меня уставилась пара десятков глаз: карих и голубых, зеленых и серых, в одних читалось любопытство, в других — волнение, опасение, неожиданная злость и даже страх. Равнодушных не было.
— Всем добрый день, — произнесла я негромко. — Как вы уже знаете, я Ангелина Бэкруд, вдова Маркуса Бэкруда…
Продолжить мне не дали.
— Черная вдова, — послышалось чье-то бормотание, — убивца нашего Маркуса.
— Убивца… убивца… — волной прокатились шепотки.
Я посмотрела в угол, где стоял, облокотившись на узловатую палку, седой старик в рабочей одежде. Судя по ручкам секатора, торчащего из необъятного кармана, он был садовником.
— Да, меня называют Черной Вдовой, — подтвердила спокойно. — Но твои обвинения напрасны, моя душа чиста, и нет на ней темных пятен ни убийств, ни другого насилия.