Жизнь в зеленом цвете - 4
Шрифт:
– Не стоит благодарности дорогой, - разулыбалась миссис Уизли.
– Так хорошо снова оказаться в Хогвартсе…
– Я здесь пять лет не был, - поддержал её Билл, оглядывая комнату.
Гарри прислонился к каминной полке, встав между Биллом и миссис Уизли - такой невинный внешне жест, а на самом деле - чтобы быть ближе к Биллу, чтобы касаться его локтя.
Флёр Делакур выглядывала из-за плеча матери, заинтригованная Биллом и, в отличие от миссис Уизли, ничего не имеющая против серёжки в ухе и длинных волос. Гарри покосился вбок - Билл смотрел на полувейлу в ответ и улыбался.
Такую улыбку на его лице Гарри видел только несколько раз в жизни - всякий раз перед тем,
Что-то оборвалось и заледенело в Гарри; он резко оттолкнулся спиной от каминной полки и отошёл на шаг - ему хотелось бежать отсюда.
– Гарри, может, сводишь нас на экскурсию по Хогвартсу?
– ничего не замечающая миссис Уизли улыбалась.
– Хорошо, миссис Уизли, - губы плохо слушались, онемевшие не от ревности, не от разочарования - от невыносимой боли.
Билл подмигнул Флёр и, довольно улыбаясь, перевёл взгляд на Гарри.
– Да, было бы здорово снова пройтись по Хогвартсу… - он осёкся на полуслове.
Гарри задался вопросом, написано ли у него самого на лице всё, о чём он думает. Видимо, да - иначе с чего бы на лице Билла появилось сначала испуганно-виноватое, а потом замкнуто-вызывающее выражение? Гарри понимал, что это значит. «Ты заметил?!.. Ну и что! Я никому ничего не обещал…». Гарри мог бы сказать, что никогда ничего не требовал, но это уже никому не было нужно.
Гарри всё утро гулял по территории Хогвартса с миссис Уизли и Биллом. Миссис Уизли была весела, Биллу было неловко, а Гарри… ему хотелось, чтобы его изнасиловали ещё раз, снова отравили психотропным ядом, опять отвернулись от него в трудный момент - всё, что угодно, только не эта пытка, только не неспешная прогулка по залитому солнцем двору, только не деланно-приветливый рассказ о Шармбатоне и Дурмстранге. Только не это. «Пожалуйста. Не надо… этого…»
За обедом миссис Уизли и Билл сидели за гриффиндорским столом - общались с Роном, Фредом, Джорджем и Джинни. Гарри порывался вернуться к Слизерину, но его усадили рядом, не слушая никаких возражений. Близнецы, разом всё понявшие, хотя их не было в той комнате и никто им ничего не говорил, глядели на Билла волками; тот ничего не замечал или делал вид. Гарри, нахохлившись, ковырял бифштекс в своей тарелке. Кусок решительно не лез ему в горло, даже несмотря на причитания миссис Уизли:
– Гарри, ты так похудел, тебе надо хорошо питаться, неужели здесь стали так плохо кормить…
После обеда Гарри снова окунулся в пытку. В конце концов, было бы, по меньшей мере, странно, если бы он смылся, предоставив приехавших к нему и вправду почти что родственников самим себе. Кому какое дело, что ему отчаянно хочется плакать, в горле стоит комок, лицо словно онемело, и ноги подгибаются при каждом шаге, потому что хочется упасть на колени, ткнуться лбом в пыль и затихнуть так навсегда, лишь бы не было этой боли потери, этой тянущей, совершенно непереносимой боли - словно зуб вырывают по чуть-чуть целый день, много часов подряд… Он чувствовал себя растоптанным, разбитым и сломленным. Он уже ничего не хотел от этой грёбаной жизни.
Вечерний пир прошёл как в тумане; маячили лица, белела скатерть, стучали вилки и стаканы - далеко-далеко, не здесь, не в этом звенящем море боли, окружавшем Гарри.
– Леди и джентльмены, через пять минут вас пригласят пройти на квиддичное поле, где состоится третье и последнее состязание Турнира Трёх Волшебников. Чемпионов вместе с мистером Бегменом я прошу проследовать на стадион сейчас, - объявил Дамблдор.
Гарри последовал - ему было глубоко всё равно.
Они вчетвером стояли на поле, дожидаясь,
Подошли Хагрид, МакГонагалл, Флитвик и Грюм. На шляпе у каждого было по большой красной звезде, при виде которой Олега пробило отчего-то на смех. Они объяснили, что будут патрулировать вдоль стен лабиринта, и при несчастном случае чемпионы должны выпускать из палочки красные искры - тогда патрульные сразу придут на помощь.
Бегмен постучал палочкой себе по горлу:
– Sonorus! Леди и джентльмены, мы начинаем третье и последнее состязание Турнира Трёх Волшебников! Позвольте вам напомнить, каким образом распределяются места между чемпионами! Первое место занимает мистер Гарри Поттер - он набрал девяносто семь баллов!
– Поднявшиеся крики и рукоплескания вспугнули птиц с вершин деревьев Запретного леса; по темнеющему небу разлетались в разные стороны смазанные силуэты.
– На втором месте - мистер Седрик Диггори, также ученик Хогвартса, у него восемьдесят семь баллов!
– Снова рукоплескания.
– На третьем месте - мистер Олег Крам, Дурмстранговский институт - восемьдесят баллов! И на четвёртом месте - мисс Флёр Делакур, академия Шармбатон!
Когда последние аплодисменты стихли, Бегмен повернулся к чемпионам.
– Итак, Гарри… по моему свистку… Три, два, один!
Бегмен свистнул, и Гарри почти бегом ринулся в лабиринт, сам не понимая, почему торопится; будто бы от собственной боли можно убежать.
В ту самую секунду, как он вошёл в лабиринт, все звуки с трибун стихли, словно отрезанные какой-то невидимой и неощутимой стеной на пороге входа; высокие стены лабиринта бросали на землю чёрные тени. Гарри вытянул перед собой левую руку, зажигая огонёк на ладони - использовать палочку для постоянного Люмоса неразумно, она может понадобиться для других дел.
Третье испытание началось.
Глава 20.
И на неведомых дорожках
Следы неведомых зверей…
А. С. Пушкин, «Сказка о лукоморье».
Гарри шёл по дорожке вперёд, насторожённо вглядываясь в сумрак перед собой; чувство опасности непрерывно катилось струйкой холода по позвоночнику, раздражая, держа на нервах. Он рад был отвлечься от того, что мучило его целый день, но глаза, полные невыплаканных слёз, буквально болели изнутри. Ему хотелось сесть у стены лабиринта и расплакаться, но, во-первых, это было бы небезопасно, учитывая, что Хагрид понасажал сюда всяких «милых зверюшек», во-вторых… страшно подумать, что будет, если кто-нибудь из других чемпионов тоже пройдёт здесь и наткнётся на него плачущего. Так же и сквозь землю провалиться от стыда недолго.
На ближайшей развилке он остановился и, упёршись лбом в стену, долго вспоминал компасное заклинание - мысли путались, были рваными и сбивчивыми; Гарри казалось, он плавает в море собственных мыслей, мутном, опасном для здоровья, как морская вода, если пить её… и надо выловить мысль о компасном заклятии, выловить голыми руками, и так, чтобы не поймать снова одну из мыслей о Билле, о лете у Уизли, о запахе яблок и листьев в саду… Он погружал воображаемые руки в море, и оно обжигало, как кислота, и Гарри всё-таки расплакался. Слезы текли из-под опущенных ресниц, капая на землю у подножия стены; Гарри не издавал ни единого звука - ни всхлипа, ни прерывистого вздоха.