Жизнь взаймы (в сокращении)
Шрифт:
— Почему вы это делаете? — спросила Элли.
— Это достойная работа, и она помогает нам осуществлять традиционное медицинское обслуживание пациентов за вменяемые деньги. А какое все это имеет отношение к мистеру Доновану?
Я понял, что скажет Элли, и потому опередил ее:
— Вы работали с Шоном Ласситером?
Наконец-то он сбросил с лица нарисованную улыбку.
— Мы не называем наших клиентов. Конфиденциальность.
— Так Ласситер ваш клиент?
— Я этого не сказал.
— Я и так знаю, — сказал я. — Иначе бы не спросил.
— Мне
Здесь разговор увял. Нас проводили на выход; видимо, и мой звездный статус имеет ограничения.
— Ты явно задел нерв, когда упомянул Ласситера, — сказала Элли, когда мы сели в машину.
— Я тоже так думаю. Если Донован здесь работал и Ласситер тоже как-то связан с этим местом, то, вероятно, ты права.
— В чем?
— В том, что мы к чему-то пришли.
Наша последняя остановка была в центре города, у закусочной, куда Донована пригласили, когда около полутора месяцев назад засорилась канализация. Мы дружно решили, что это совершенно невинно и никак не связано с его убийством.
Возвращаясь в Нью-Йорк, мы всю дорогу говорили о том, как далеко продвинулись. Я отвез ее в гостиницу и поехал домой.
Войдя в квартиру, я сразу заметил мигание автоответчика. Нажал клавишу воспроизведения.
— Ричард, это ты? Ричард, пожалуйста, пожалуйста…
Потом щелчок, и больше я никогда не слышал этого голоса.
Голоса Джен.
8
Джусу некого было винить, кроме себя. То, что он расслабился и позволил непрофессионалам заметить слежку, весьма осложнило дело. Следить за ними он мог, с этим проблем не было. Но записывать их разговоры и снимать видеокамерой стало куда труднее. А это была его основная работа.
К счастью, в его распоряжении были достижения высоких технологий, и это очень помогало. Помогало также и то, что Килмер был абсолютно предсказуем. Джусу порой хотелось пойти вперед и подождать Килмера, настолько очевиден был ход его мысли.
Джус записал каждое слово, сказанное в доме миссис Райан и в больнице, в кабинете Гейтса.
Если не считать единственной ошибки — того, что он позволил Килмеру себя заметить, — Джуса успокаивал тот факт, что покуда он все делает правильно. Того же он желал и Камню — потому что Джусу не терпелось вернуться к собственной жизни. Ирония заключалась в том — и Джус это понимал, — что его жизнь начнется, когда кончится жизнь Килмера.
Услышав голос, Элли сразу начала тихонько всхлипывать. Она не усомнилась в том, что это голос Джули, так же как я был уверен, что это голос Джен.
— Она страшно напугана, — сказала Элли, овладев собой.
Я кивнул:
— Да. Но главное — она жива. Из этого и нужно исходить.
— Кто эти люди? — спросила она. — Кто эти подонки?
Она уткнулась головой мне в грудь и снова заплакала.
— Мы их найдем, — говорил я. — Мы до них доберемся.
— Нужно пойти в полицию. Сами мы мало что можем сделать.
— У
— Они позволили ей позвонить, чтобы мы знали, что она жива?
— Может быть. Но мы не поверим, пока не убедимся.
Зазвонил телефон. Мы вздрогнули. Определитель номера, заблокированный во время звонка Джен, высветил: Управление полиции Элленвилля.
— Килмер.
— Мистер Килмер, это лейтенант Кентрис из полиции Элленвилля. Я бы хотел поговорить с вами о ваших статьях. Мне кажется, они могут иметь отношение к раскрытию одного дела у нас.
— Я вас слушаю.
— Мне кажется, лучше не по телефону. Не смогли бы вы приехать? Мы расположены неподалеку от Монтичелло.
— Я знаю, где вы находитесь, — сказал я. — Подождите, пожалуйста, секундочку.
Я зажал трубку рукой, желая изложить Элли суть разговора, но она уже энергично кивала и искала ключи от моей машины.
— Сегодня днем годится, лейтенант?
— Да, очень хорошо, спасибо. В три у меня в кабинете?
Я согласился, и мы с Элли отправились в Элленвилль. Я взял с собой автоответчик с голосом Джен. Мы добрались до Элленвилля в половине третьего, и тут же нас провели к Кентрису.
После того как мы представились друг другу, он сказал:
— Простите, что заставил вас проделать такой путь, ведь может оказаться, что мое дело никак не связано с вашим.
— Так расскажите же, — попросил я.
И он рассказал о мужчине, который пытался войти в один дом в Элленвилле, уверяя, что там живет. Как оказалось, это было неправдой, и ночью он покончил жизнь самоубийством. После его смерти выяснилось, что он был преподавателем из Оклахомы и что его семья понятия не имеет, как он очутился в Элленвилле, зачем сочинил себе другую биографию и почему покончил с жизнью.
— Они думали, что это убийство, — сказал Кентрис, — но коронер сказал другое.
— А вы как думаете? — спросил я.
— Что убийство. Но дверь была заперта снаружи, и я не понимаю, как убийца смог войти.
— Моя квартира тоже была заперта, но им как-то удалось утыкать «жучками» каждый ее квадратный дюйм. У вас есть фотография этого мужчины?
— Да, — кивнул Кентрис. — Мы получили из Оклахомы.
Он вынул из папки фотографию и протянул ее Элли. Она посмотрела, но на лице у нее ничего не отразилось, и передала мне.
— Не помню, чтобы я его видел, — сказал я.
Кентрис протянул следующую.
— А этого?
И снова ни я, ни Элли не узнали мужчину, в чем и признались.
Кентрис дал нам фото третьего мужчины, и Элли опять его не знала. Но как только я всмотрелся, у меня не осталось сомнений.
— Это отец Джен, — сказал я. На меня смотрело лицо Бена Райана, человека, в доме у которого я провел четыре дня, который гордился своей дочерью и расспрашивал, каковы мои намерения.
— Вы уверены? — спросил Кентрис.